Эрагон.Наследие

Паолини Кристофер

— Может и так, — буркнул Бригман. — Только твой необычныйспособ может немало хороших людей погубить. И всего лишь из-за того, что тебе захотелось всем показать, какой ты умный.

Улыбка Рорана стала еще шире. Он подошел к Бригману совсем близко:

— Тебе вовсе не обязательно со мной соглашаться, Бригман. Просто нужно делать то, что тебе приказывают. Ну что, будешь подчиняться моим приказам или нет?

Оба они были настолько разогреты обсуждением, что, кажется, даже воздух между ними нагрелся и стал дро­жать. Бригман скрипнул зубами и еще более яростно, чем прежде, принялся крутить свой обломок копья, потом от­вел глаза,

чуть отступил от Рорана и воскликнул:

— Да черт с тобой! Послужу тебе, как верный пес, до поры до времени, Молотобоец. Но, боюсь, довольно скоро тебе придется за это расплатиться, так что будь осторожен. Придется головой отвечать за такое решение.

«Ну, если мы возьмем Ароуз, то мне будет все равно», — подумал Роран и крикнул:

— Тогда по коням! Дел у нас полно, а времени мало! Скорей, скорей!

17. Драс-Леона

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Эрагон со спины Сапфиры наконец-то высмотрел внизу, у самого горизонта, мрачные очертания Хелгринда. И ему сразу же захотелось повернуть обратно — так ужасно выглядела эта далекая гора, возвышавшаяся над окрестными равнина­ми, точно гигантский черный зуб. С Хелгриндом у него были связаны столь неприятные воспоминания, что луч­ше всего было бы прямо сейчас его уничтожить, увидеть, как рухнут на землю и развалятся на куски его голые серые шпили. Сапфира более равнодушно взирала на эту темную каменную твердыню, но Эрагон не сомневался: ей тоже не­приятно находиться вблизи от Хелгринда.

К вечеру Хелгринд остался у них за спиной, а перед ними на берегу озера Леона раскинулся огромный город Драс-Леона. Десятки кораблей и лодок покачивались у его причалов. Этот низкий широкий город был чрезвычайно плотно застроен и столь же негостеприимен. Эрагон хо­рошо помнил его узкие, неприятно извилистые улочки, вонючие лачуги, прилепившиеся друг к другу и к желтой глиняной стене, окаймлявшей центральную часть города. А за этой стеной виднелась устремившаяся ввысь громада храма, черного и какого-то зазубренного, где служители Хел­гринда отправляли свои мрачные ритуалы.

На дороге, ведущей на север, виднелся поток бежен­цев — люди бежали, опасаясь осады, в Тирм или в Урубаен, надеясь найти там хотя бы временное убежище от продви­гавшихся на север войск варденов.

Драс-Леона показалась Эрагону такой же исполненной затаенной злобы и такой же вонючей, как и в тот раз, когда он впервые попал сюда. Она странным образом вызывала в его душе прямо-таки жажду разрушения, чего он никогда не испытывал ни в Финстере, ни в Белатоне. Здесь ему хо­телось все крушить огнем и мечом; уничтожать, пользуясь той ужасной, неестественной силой, к которой он мог прибегнуть в случае необходимости, разрушать, оправдывая каждый свой варварский поступок, и оставлять после себя лишь ямы, над которыми клубится дымок, да пропитавшу­юся кровью золу. Для тех бедняков, калек и рабов, которые жили под стенами Драс-Леоны, у Эрагона в сердце находи­лось еще немного сочувствия. Но он был совершенно убеж­ден, что этот город прогнил насквозь, так что самым луч­шим решением было бы стереть его с лица земли, а затем выстроить заново, не допуская туда ни капли извращенной религии Хелгринда, которая заразила его, подобно страш­ной, смертельно опасной болезни.

Пока он предавался фантазиям о том, как мог бы с по­мощью Сапфиры развалить на куски этот проклятый храм, ему вдруг пришло в голову, что он не знает, есть ли название у той религии, жрецы которой исповедуют самобичевание и членовредительство. Занятия древним языком научили его ценить важность имен — имена были силой, они давали понимание.Пока он не узнает, как на­зывается эта религия, он не сможет полностью постичь ее истинную природу.

Дневной свет уже угасал, когда вардены разбили ла­герь прямо на возделанных полях к юго-востоку от Драс-Леоны. Здесь местность слегка возвышалась, образуя не­кое подобие ровного плато, и это должно было обеспечить им минимальную защиту в том случае, если враг вздумает напасть. Люди страшно устали от долгого пребывания на марше, но Насуада заставила их не только создать вокруг лагеря временные укрепления, но и собрать все тяжелые орудия, которые они тащили с собой в течение всего долго­го пути от Сурды.

Эрагон с удовольствием принялся за работу. Сперва он работал вместе с группой мужчин, которые выравни­вали поля пшеницы и ячменя с помощью дощечек, свя­занных длинными веревками. Было бы проще выкосить посевы — как с помощью магии, так и обыкновенной косы, — но тогда оставшееся жнивье стало бы большим неудобством и даже опасностью при ходьбе, не говоря уж о сне. А теперь плотно прижатые к земле побеги образова­ли мягкую, упругую поверхность, ничуть не хуже любого матраса, во всяком случае, куда лучше голой земли, на ко­торой они, в общем-то, уже привыкли ночевать.

Эрагон проработал вместе с остальными около часа, и за это время они успели расчистить достаточно места для палаток.

Затем он принялся помогать строителям осадной баш­ни. Его куда большая, чем у обычного человека, сила по­зволяла ему в одиночку поднимать такие балки, которые способны были поднять лишь несколько человек. Несколь­ко гномов, по-прежнему остававшихся в войске варденов, присматривали за постройкой башни, потому как все осад­ные приспособления и механизмы были, в сущности, ими и изобретены.

Сапфира тоже старалась помочь. Зубами и когтями она прорывала в земле глубокие траншеи, а из вырытой земли устраивала защитную насыпь вокруг лагеря. Ей буквально за несколько минут удавалось сделать то, что сто человек, наверное, и за день бы не сделали. Кроме того, выдыхая из пасти огонь и орудуя мощным хвостом, она сносила дере­вья, ломала заборы и стены домов, обеспечивая варденам надежное укрытие. В целом, она создала вокруг лагеря та­кую картину полнейшего разрушения, которая, пожалуй, могла бы внушить ужас даже самым храбрым.

Была уже поздняя ночь, когда вардены наконец завер­шили подготовку, и Насуада приказала всем — людям, гно­мам и ургалам — ложиться спать.

Оказавшись в своей палатке, Эрагон довольно долго предавался медитации, пока мысли его совершенно не очистились. Эта процедура давно уже превратилась для него в привычку. Но вместо того чтобы, как обычно, заняться дневником и упражнениями в письме, он не­сколько часов пытался вспомнить те заклинания, кото­рые, как ему казалось, могли бы пригодиться варденам завтра, а также составлял новые, способные защитить их от тех опасностей, которые таили в себе Драс-Леона и Хелгринд.

Почувствовав себя готовым к грядущему сражению, Эрагон лег и позволил себе уплыть по реке сновидений. На этот раз они оказались какими-то особенно энергичными и разнообразными, потому как, несмотря на занятия ме­дитацией, перспектива близящегося сражения будоражи­ла его кровь и не позволяла полностью расслабиться. Для него, как и всегда, труднее всего было вытерпеть ожидание и неопределенность. Он мечтал поскорее оказаться в са­мой гуще схватки, где у него просто не будет времени ни о чем беспокоиться.