Эрагон.Наследие
Шрифт:
Хотя Эрагон был почти уверен, что эльфы его не послушаются, семеро из них все же сказали: «Как тебе будет угодно, Губитель Шейдов», — и ушли, легко и изящно перепрыгивая через трупы и груды щебня. Даже находясь на пределе своих сил и возможностей, они умели выглядеть благородно и достойно.
А сам Эрагон присоединился к Арье и Блёдхгарму, внимательно изучавшим злосчастное копье. На лицах эльфов было какое-то странное изумление. Казалось, они не знают, как им теперь поступить. Эрагон присел рядом на корточки, стараясь, чтобы ни одна часть его тела не коснулась магического оружия. Он смотрел на изящную резьбу у основания острия, и эти тонкие линии показались ему немного знакомыми, хотя он и не был в этом уверен. Эрагон разглядывал зеленоватое древко, сделанное из какого-то странного материала — и не дерева, и не металла; а слабое свечение древка чем-то напоминало ему эльфийские беспламенные светильники эрисдар, которыми пользовались также и гномы.
— Как вы думаете, это дело рук Гальбаторикса? — спросил Эрагон. — Может быть, он решил, что ему стоит убить Сапфиру и меня, а не брать нас в плен? Или, может, ему теперь кажется, что мы стали представлять для него угрозу?
Блёдхгарм усмехнулся, причем весьма неприятно.
— Я бы не стал обманывать себя подобными фантазиями, Губитель Шейдов. Мы для него — всего лишь мелкая мошка. Если бы он когда-либо действительно захотел убить тебя или кого-то из нас, ему нужно было бы всего лишь вылететь из Урубаена и принять в сражении непосредственное участие, и мы попадали бы перед ним, как осенние листья с ветвей перед зимними ветрами. Он по-прежнему владеет силой многих драконов, и никто не может противостоять его могуществу. Кроме того, Гальбаторикс так просто со своего пути не свернет. Он, может, и безумен, но к тому же безумно хитер и, самое главное, исполнен неколебимой решимости. Если он пожелает сделать тебя своим рабом, он будет добиваться этого с поистине безумным упорством, и ничто, кроме инстинкта самосохранения, его не остановит.
— Так или иначе, — перебила его Арья, — это работа наших мастеров, а не мастеров Гальбаторикса.
Эрагон нахмурился.
— Наших? Но это же явно сделано не варденами.
— Не варденами. Это работа кого-то из эльфов.
— Но ведь… — Эрагон не договорил, пытаясь найти рациональное объяснение. — Но ведь ни один эльф не согласился бы работать на Гальбаторикса. Скорее умер бы, чем…
— Гальбаторикс не имеет к этому никакого отношения. Но если бы даже и имел, то вряд ли доверил столь редкое и могущественное оружие человеку, который даже и владетьто им как следует не умеет. Из всех инструментов войны, разбросанных по территории Алагейзии, именно это копье Гальбаторикс менее всего хотел бы видеть у нас в руках.
— Почему?
С легкой кошачьей ноткой своим низким голосом Блёдх гарм почти промурлыкал:
— Потому, Эрагон Губитель Шейдов, что это — Даутхдаэрт, Копье Смерти.
— А имя его — Нирнен, «орхидея», — сказала Арья, указывая на резные линии у самого острия.
Только теперь Эрагон понял, что это стилизованные иероглифы эльфийской письменности, извилистые, переплетающиеся линии которых заканчиваются высокими, похожими на шипы остриями.
— Так это Даутхдаэрт? — переспросил он, и, поскольку Арья и Блёдхгарм смотрели на него, явно изумленные его невежеством, ему осталось только смущенно пожать плечами и умолкнуть. Порой Эрагона просто в отчаяние приводило то, что эльфы с рождения и в течение всей своей юности долгие десятилетия наслаждались возможностью учиться у самых мудрых представителей своего народа, тогда как его родной дядя Гэрроу не пожелал учить даже читать и писать, считая это совершенно ненужным. — Я ведь смог начать читать ваши древние тексты только в Эллесмере, — словно оправдываясь, сказал он. — Неужели это копье действительно было выковано в период падения ордена Всадников? Неужели им пользовались еще в самом начале борьбы против Гальбаторикса и Проклятых?
Блёдхгарм покачал головой:
— Нет, Нирнен значительно старше.
— Даутхдаэртья, — сказала Арья, — порождены страхом и ненавистью, которыми были отмечены наши последние войны с драконами. Самые умелые наши кузнецы и заклинатели создавали их из таких материалов, состав которых нам более не ведом. Они пропитывали их такой магией, что слов тех заклинаний никто уже и не помнит. Каждому из двенадцати таких копий давали имя, соответствующее названию одного из самых прекрасных цветов на свете. На мой взгляд, это одно из самых безобразных несоответствий, когда-либо нами допущенных. А все потому, что мы тогда преследовали одну-единственную цель — убить как можно больше драконов.
Эрагон с отвращением глянул на светящееся копье:
— И эти копья действительно убивали драконов?
— Те, кто при этом присутствовал, говорили, что драконья кровь лилась с небес, точно летний ливень.
Сапфира громко и резко зашипела, и Эрагон, оглянувшись на нее, краем глаза заметил, что вардены попрежнему удерживают позицию перед входом в крепость, ожидая, когда он и Сапфира вновь возглавят штурм.
— Все Даутхдаэртья считались уничтоженными или навсегда утраченными, — сказал Блёдхгарм. — Совершенно очевидно, что мы ошибались. Нирнен, должно быть, попал в руки семейства Волдгрейв, и они, скорее всего, прятали его здесь, в Белатоне. Я думаю, что, когда мы проделали брешь в крепостной стене, лорд Брэдберн утратил все свое мужество и приказал принести Нирнен из оружейной, чтобы попытаться остановить тебя и Сапфиру. Нет сомнений, Гальбаторикс был бы вне себя от ярости, если б узнал, что Брэдберн пытался убить тебя.
Понимая, что нужно спешить, Эрагон все-таки не смог побороть собственное любопытство:
— Даутхдаэрт это или нет, но ты так и не объяснил мне, почему Гальбаторикс ни за что не хотел бы, чтобы это копье оказалось у нас в руках. Что делает Нирнен более опасным, чем, например, вон то копье или даже мой Бри… — он вовремя остановился и не произнес до конца имя своего клинка, — или мой меч?
Ответила ему Арья:
— Его невозможно ни сломать, ни как-либо еще вывести из строя; огонь не причиняет ему вреда, и оно практически не подвержено воздействию магии, как ты и сам видел. Эти Даутхдаэртья созданы так, что на них не действуют никакие чары, даже чары драконов, и при этом они способны прекрасно защитить своего владельца. Весьма сложная задача, если учесть силу, сложность и непредсказуемость самой натуры драконов и их магии. Гальбаторикс, возможно, опутал себя и Шрюкна целой сетью охраняющих заклятий, но все же, возможно, Нирнен смог бы разрушить даже такую защиту, какой нет больше ни у кого во всей Алагейзии, причем разрушить с поистине невероятной легкостью!
Эрагон наконец понял, и его охватило настоящее ликование.
— Так мы должны…
Ему не дал договорить чей-то пронзительный вопль.
Звук был поистине ужасен — точно железом по стеклу; он разрывал плоть, точно удар кинжала, вызывая дрожь по всему телу. Эрагон даже зубами скрипнул и невольно закрыл руками уши; потом, сморщившись, резко обернулся, взял себя в руки и попытался определить, откуда исходит этот отвратительный звук. Сапфира замотала головой, и Эрагон даже сквозь этот шум услышал, как она тонко и жалобно засвистела носом.
Он быстро осмотрел весь двор, но лишь на второй раз заметил легкое, еле заметное облачко пыли, поднимавшееся над стеной из трещины примерно в фут шириной. Эта трещина появилась под тем самым почерневшим от пожара окном, в котором Блёдхгарм подстрелил мага. Пронзительный визг все усиливался, и Эрагон снова рискнул отнять одну руку от уха и указал ею на трещину под окном.
— Смотрите! — крикнул он, и Арья кивнула ему в знак того, что все поняла. Эрагон снова заткнул уши, и вдруг без предупреждения, без чьего-либо вмешательства этот звук умолк.Эрагон выждал еще несколько секунд и лишь тогда медленно опустил руки. На этот раз ему пришлось даже пожалеть, что слух у него теперь стал таким острым.
И в тот же момент трещина на стене резко расширилась — до нескольких футов в ширину — и поползла вниз по крепостной стене, изломанная, как вспыхнувшая в небе молния. Добравшись до ворот, трещина ударила в замковый камень, и арка, вздрогнув, превратилась в груду каменных осколков, а сама крепость, казалось, застонала, и передняя часть ее стены — от изуродованного окна до разрушенного замкового камня ворот — начала крениться вперед, в сторону варденов.
— Бегите! — крикнул Эрагон, хотя люди и так уже бросились врассыпную, отчаянно стремясь убежать подальше от разрушающейся стены. Сам же Эрагон, напротив, бросился вперед, чувствуя, как напряжен каждый мускул его тела. Он вглядывался в толпу, пытаясь отыскать в ней Рорана.