Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Торп Гэв

Ралдорон почувствовал на языке привкус тумана. Он был металлическим и насыщенным горькой ненавистью.

— Вы не можете верить этой твари, — гневно произнес капитан.

— Мы никогда не будем лгать тебе, — сказал Кирисс, повторяя слова Ка Бандхи на Равнинах Проклятых. — Мы дадим тебе то, в чем ты нуждаешься. Чего желаешь.

Ангел бросил долгий мрачный взгляд через разбитое окно на отряды воинов в багровых доспехах, окруживших собор. Его любимые сыновья.

— Если жертва должна быть принесена, — сказал Сангвиний,

его крылья раскрылись, — так тому и быть.

— Она будет принесена! — крик прозвучал эхом слов примарха, и Ралдорон повернулся на голос, услышав внезапный рев цепного оружия. — Но не вами!

Он увидел как Мерос взмахнул топором. Апотекарий схватился за один из широких тросов, там, где он был привязан к костяному кольцу в дальней стене. Прежде чем кто-либо смог помешать, Мерос одним ударом рычащего оружия перерубил канат. Натяжение отбросило перерезанный трос, и он, вращаясь, устремился вверх к сложной паутине массивных шкивов и противовесов, поддерживающих кристаллическую конструкцию. Апотекарий крепко держался за канат, поднимаясь вместе с ним в густой туман, изливающийся из открытой капсулы. Топор выскользнул из руки Мероса и полетел вниз, исчезнув в кровавом дыму.

Без промедления Сангвиний бросился в воздух бело-золотой вспышкой, полетев по спирали вслед за непослушным сыном.

Он пошел на это без колебаний, зная, что поступает правильно. Если бы у Мероса было время на сомнения, возможно, он задумался о таких абстракциях, как судьба или рок, но ему это было несвойственно. Существовал только вопрос о том, что нужно сделать, и сделать без промедления.

Он не может пасть.

С того самого момента на Нартаба Октус, когда Мерос почувствовал, как снаряд «душеискателя» пробивает его живот и застревает внутри, он знал, что призрак смерти близок. Он был готов умереть, в этом заключалась доля легионера: всегда быть готовым славно погибнуть в битве за Имперскую Истину.

Но смерть не забрала его в тот день, и в саркофаге, где он лежал, пока кровь очищалась от порчи чужих, та неосязаемая часть человека, которую можно было назвать его душой, оказалась на грани жизни и смерти.

Воитель Хорус.

Воин, которого он встретил в грезах исцеляющего кровавого сна, назвал это имя. Предостережение. Только сейчас Мерос все понял. Тогда он подумал, что это было запоздавшее предупреждение, но сейчас оно звучало иначе. Как подготовка к этому событию? Кровавый Ангел, который должен был быть мертв, не умирал ради этого выбора? Этого поступка?

Он казался верным. Он был верным.

Трос, поднимающий тяжелое тело в доспехе, заскрипел и начал гореть в подъемном механизме, вниз стремительно опускался тяжелый противовес. В глазах Мероса помутнело, когда он нырнул в багровую дымку. Апотекарий отпустил канат, скорость падения отнесла легионера в сторону, и он тяжело рухнул на лепесток открытой пси-капсулы, из-за чего треснула кристаллическая матрица. Мерос покатился, закованные в керамит пальцы заскребли по скользкой поверхности, когда он попытался остановиться. Ему удалось зацепиться, прежде чем руки разжались, и он упал туда, откуда поднялся. Кровавый Ангел встал и огляделся.

Капсула, которая снизу напоминала огромный ящик из мутного кристалла и медной филиграни, теперь была открыта и освещена энергетическими вспышками. Их цвет вызвал у Мероса синестетические всплески эмоций: оттенок ненависти, тон бешенства, цвет гнева.

Казалось, открытый контейнер не имел ни размеров, ни реальной формы. Внутреннее пространство простиралось в бесконечность, как зеркало, обращенное к зеркалу.

Красный дым вздымающимися, могучими волнами бурлил вокруг него, подобно крови в чистой воде. В его движении был умысел и злоба. Меросу это напомнило поведение карнодона, который кружил возле своей добычи.

Апотекарий раскрыл руки.

— Давай же. Иди, прежде чем пойму, насколько я глуп. Возьми свою жертву.

Сильный порыв ветра и шум хлопающих крыльев возвестили о чьем-то прибытии. Мерос повернулся и вдруг увидел суровое лицо Ангела, приземлившегося позади него.

— Отойди, сын мой, — сказал он. — Я приказываю тебе.

Мерос сделал вдох, а затем произнес самые трудные в своей жизни слова.

— Нет, милорд. Со всем уважением, я должен отказать.

Сангвиний прищурился.

— Ты не повинуешься своему примарху.

— Да, — его вдруг охватила странная сентиментальность, и апотекарий грустно рассмеялся. — Полагаю, это делает меня предателем.

— Мерос. Ты не можешь сделать это.

Крылья Ангела сложились, когда он указал на клубящийся туман.

— Ни одна смертная душа не переживет прикосновения этой силы. Если Кирисс говорил правду, это сырая энергия варпа, грубая мощь всей нашей ярости. Ты не сможешь контролировать ее. Она уничтожит тебя.

— Да, — сказал апотекарий, приблизившись на один шаг. — Она уничтожит меня. Не вас.

Мерос поднял руку и повернул кисть, на которую была надета медицинская перчатка.

— Вы многому научили нас, лорд Сангвиний. Благородству нашего духа. Воинскому искусству наших сердец. Смирению перед лицом грандиозной и великолепной вселенной, — Мерос кивнул. — И долгу. Огромному бремени долга.

Он поднял глаза, встретившись с твердым, вопросительным взглядом Ангела.

— Вы — примарх, сын Императора и полководец, самый загадочный и величественный среди ваших родичей. Я — всего лишь воин, рожденный из пыли Ваала и высоко вознесшийся, чтобы сражаться ради великой цели. И я не вижу более великой цели, нежели эта.

— Мои сыновья не будут умирать вместо меня, — прошептал Сангвиний.

— Не вам принадлежит этот выбор. А нам. Мне, — Мерос осторожно выпустил режущую пилу перчатки и приложил ее к замку горжета. — Если одного легионера поглотит пламя и ярость, Галактика не заметит этого и будет дальше вращаться. Но если вы падете… — он поморщился. — Если Воитель отвернулся от Терры, значит, вы не можете пасть. Только вы можете встретиться с ним на равных. Когда придет битва, вы должны быть там, чтобы брат выступил против брата.