Эркюль Пуаро и Убийства под монограммой
Шрифт:
Пришлось подумать и об этом. Пуаро был прав: все тела были расположены так не случайно. Убийца наверняка хотел, чтобы они выглядели одинаково.
«Прибирание усопших…»
– Полагаю, все зависит от того, где мы хотим видеть раму картины преступления, – поспешно заявил я, сопротивляясь попыткам памяти завлечь меня в самую темную комнату моего детства. – То есть расширим ли мы ее до окна или сделаем уже.
– Раму?
– Да. Не настоящую, конечно, умозрительную. Возможно, сцена преступления для нашего убийцы не выходила за пределы вот этого квадрата. – Я обошел лежавшее на полу тело Ричарда
Пуаро улыбался, пытаясь спрятать улыбку за усами.
– Умозрительная рама вокруг места убийства. Да, понимаю. Где начало сцены убийства и где ее конец? Вот в чем вопрос. Может ли она быть меньше комнаты, в которой произошло убийство? Занимательная задачка для философов.
– Спасибо.
– Pas du tout [23] . Кэтчпул, не могли бы вы рассказать мне, что произошло здесь, в отеле «Блоксхэм», вчера вечером? Мотив давайте пока оставим в стороне. Расскажите мне, что, по-вашему, делал преступник. Каков был его первый шаг, каков второй и так далее.
23
Не за что (фр.).
– Даже не представляю.
– А вы попытайтесь представить, Кэтчпул.
– Ну… Наверное, он пришел в отель, с запонками в кармане, и прошел по всем трем комнатам по очереди. Возможно, он начал с того же места, что и мы, – с комнаты Иды Грэнсбери на четвертом этаже, постепенно спускаясь все ниже, чтобы как можно скорее покинуть отель, едва разделавшись с Харриет Сиппель в 121-м номере, на втором. Тогда всего один этаж будет отделять его от свободы.
– И что же он делает в каждой из трех комнат?
Я вздохнул.
– Вы же знаете ответ. Совершает убийство и выкладывает мертвое тело по струнке. Засовывает запонку в рот. Затем закрывает за собой дверь, запирает ее на ключ и уходит.
– И в каждую комнату его впускают без малейших возражений? В каждой комнате его уже ждет жертва с весьма кстати пришедшимся напитком, в который так удобно положить яд, – притом еще напитки принесли во все три комнаты ровно в четверть восьмого? И что же, убийца стоит рядом с жертвой, наблюдая, как он или она пьет? А потом еще задерживается на некоторое время, чтобы дождаться, когда жертва умрет? С одной из них, Идой Грэнсбери, преступник даже ужинает, и она заказывает ему чай. И что же, меньше чем за час, с четверти восьмого до десяти минут девятого, он успевает пройти по трем комнатам, отравить трех человек, разложить на полу их тела и сунуть каждому в рот по запонке? Это не кажется мне вероятным, друг мой. Напротив, даже совсем невероятным.
– Да, действительно. Но, может быть, у вас есть идея получше, Пуаро? Вы ведь для этого здесь – чтобы в вашу голову приходили идеи получше, чем в мою. Так что не стесняйтесь, начинайте. – Я устыдился своей выходки еще до того, как добрался до конца предложения.
– Я начал уже давно, – сказал Пуаро, к счастью, ничуточки не обидевшись. – Вы говорили, что убийца оставил на стойке портье записку, в которой содержалась информация об убийстве – покажите ее мне.
Я вынул записку из кармана и передал ему. Джон Гуд, совершенный человек Лаццари в облике отельного клерка, нашел ее на стойке в десять минут девятого.
– Значит, убийце, или его помощнику, хватило наглости приблизиться к главной стойке в холле отеля и на глазах у всех оставить там записку, которая выдала бы его с головой, если бы на него обратили внимание, – сказал Пуаро. – Он дерзок. Уверен в себе. Он не растворился во тьме, выскользнув из отеля черным ходом.
– Прочтя записку, Лаццари проверил все три комнаты и в каждой обнаружил труп, – продолжал я. – Тогда он проверил все остальные комнаты отеля, о чем с гордостью сообщил потом мне. К счастью, в других номерах мертвых постояльцев не оказалось.
Я знал, что говорю вульгарности, но мне почему-то становилось от них лучше. Будь Пуаро англичанином, я бы, возможно, приложил больше усилий, чтобы держать себя в руках.
– А месье Лаццари не приходило в голову, что именно один из еще живых постояльцев и мог оказаться убийцей? Non. Не приходило. Всякий, кто останавливается в отеле «Блоксхэм», должен служить воплощением добродетели и чистоты помыслов!
Я кашлянул и наклонил голову в сторону двери. Пуаро обернулся. Там стоял Лаццари. Вид у него был прямо-таки счастливый.
– Как вы правы, месье Пуаро, ах, как вы правы, – сказал он.
– Всякий, кто был в отеле в четверг, должен поговорить с мистером Кэтчпулом и отчитаться ему в своих передвижениях, – строго сказал ему Пуаро. – И постояльцы, и служащие, которые были в тот день на работе. Все до единого.
– С величайшим удовольствием, вы можете говорить, с кем только пожелаете, мистер Кэтчпул. – Лаццари согнулся в почтительном поклоне. – Наша столовая сейчас будет в вашем распоряжении, сию минуту, вот только уберут завтрак, всю эту – как это говорится? – атрибутику, так сейчас же всех и созовут.
– Merci [24] . А я пока проведу подробный осмотр мест убийства, – сказал Пуаро. Это меня удивило. Мне казалось, что мы его только что завершили. – Кэтчпул, узнайте адреса Иды Грэнсбери, Харриет Сиппель и Ричарда Негуса. Выясните, кто именно регистрировал их в отеле, какую еду и напитки они заказали к себе в комнаты и во сколько. А также кто их принес.
Я начал отступать к двери, опасаясь, что список задач, составленный для меня Пуаро, никогда не кончится.
24
Спасибо (фр.).
Бельгиец окликнул меня:
– И еще узнайте, нет ли в отеле постоялицы или служащей по имени Дженни.
– В «Блоксхэме» не работает ни одной Дженни, месье Пуаро, – сказал Лаццари. – Вам следовало бы спросить об этом не мистера Кэтчпула, а меня. Я всех здесь хорошо знаю. Мы в «Блоксхэме» одна большая дружная семья!
Глава 4
Рамка становится шире
Бывает, вспомнишь слова, сказанные кем-то когда-то, и невольно улыбнешься, даже если с тех пор прошло много лет; вот так и у меня со словами Пуаро, которые он сказал мне в тот день: «Даже самому изобретательному детективу непросто найти способ избавиться от синьора Лаццари. Если его отель недохвалить, то он останется подле вас, чтобы восполнить недостачу своими средствами; если перехвалить, то он останется, чтобы послушать».