Ермак
Шрифт:
— И за это спасибо, браты, — про себя усмехнувшись ответил Ермак. Казаки, не мало удивляясь, что атаман их такой мирный, дружно ударили в весла и темной струей Усы поплыли вверх по реке среди дремучих чащоб, подступивших к речке. Вековые сосны тянулись к облакам. Торжественная тишина наполняла глухомань. Поворот, и перед станицей внезапно распахнулась светлая, веселая елань.
— Тут и быть стану! — сказал Ермак и повелел пристать к берегу.
Разом оживились дебри, задымились костры, и казачий говор повис над Усой.
Через
— Это что за чудо-юдо? — удивился Ермак, разглядывая лист.
— То грамота от атамана Федора Молчуна тебе с повелением, — важно вымолвил ярыжка. — Как нам известно, ты хочешь быть с нами заодно, так вот, — наказано тебе идти к нему с дарами и поклоном, тогда и примет он вас под свою высокую руку!
Ермак потемнел, сжал кулаки, но сейчас же взял себя в руки и, сокрушаясь, ответил:
— Эх, жалость какая, в грамоте не силен я. Вот мои грамотеи разберут, что к чему, а я подумаю, как честь вашему батьке оказать!
— То-то же, — чванливо сказал стряпчий. — Да и прикажи своим людишкам накормить меня посытней, да медом попотчевать.
— Будет и это! — согласился Ермак.
Пока ярыжку угощали у костра, атаман обдумывал, как быть. С самим Молчуном договориться не удалось — с норовом и вздорный человек, но со многими его людьми казаки уже сдружились, и те не прочь были примкнуть к станице. «Что ж, не вышло подчинить ватагу миром, придется это сделать силой», — решил Ермак и подошел к костру.
— Ну как, уважили? — спросил он ярыгу. — А когда же к атаману вашему жаловать — сейчас или после?
— Хватился! — захихикал ярыжка. — Завтра! Ноне атаман Молчун купецкие струги встречает. В стане всего полусотня…
И впрямь, в горах и буераках уже гремело эхо — на Волге шла пальба.
Глаза Ермака блеснули.
— Поди из пушек твоего батьку купцы привечают? — усмехнулся он. И вдруг лицо его стало жестким. — А ну, хватит жрать в два горла, пузо по швам лопнет!
Ярыжка в изумлении раскрыл рот и подавился. Кость застряла в его горле. — Ты… Ты… — заговорил он и запнулся, увидя лицо Ермака.
— Глотай скорей! — рявкнул атаман. — Помоги ему! — кивнул он Брязге.
Казак только и ждал этого, размахнулся и что было силы саданул ярыгу по спине. Кость у того проскочила, он метнулся из-за котла, но Ермак схватил его за плечи:
— Погоди! Веди нас до вашего стана.
— Ой, батюшки! Да ты что удумал?
— Веди, пока хребта не покрушил! — топнул ногой Ермак.
Через некоторое время повольники на стругах выплыли к устью Усы. Момент был удачным для удара по стану Молчуна. Казаки быстро ворвались в скопище шалашей и землянок. Впереди всех бежал Иванко Кольцо, крича:
— Дон гуляет! Ложись, кто за нас!
Яков
— Не буду биться за Федьку Молчуна, хвороба его задери! — отбросив дубину, заявил он. — И ложиться тут не буду — не привык!
— Не ложись, брат — засмеялся Ермак. — А пошто на Молчуна так зол?
— Ему бы почваниться, да побить, а кого — не разбирает. Третьего дня бабу в лесу обесчестил…
— Айда к нам! — позвал Ермак.
— Да и то, как обещал. Эй, блаженные, бросай драться! — закричал парень. — Не надо Федьку криводушного!
— Как звать? — спросил атаман.
— Гаврюха, из рязанских мы… Тут бурлаки все… Эй, ребята, кончай…
Схватка и без зова парня уже кончилась. Два-три ватажника были убиты, остальные братались с казаками.
…В эту пору Молчун завидел дымный пал на Усе, дрогнул и начал подаваться от купецких насад, однако ему не повезло: ядро угодило в струг, и все, кто был на нем очутились в воде.
Федька всплыл и потянулся к берегу. Над водой стлался пороховой дым и ел глаза. Фыркая и отчаянно ударяя руками, атаман еле держался на волне. Вокруг него барахтались люди. А с бортов кричали стрельцы:
— Вон по тому огоньком!
Но Молчун все же доплыл, — вот уж рукой подать до берега. И вдруг из кустов выскочили двое. Федька узнал их: то гусак Матвейка Мещеряк да Петро — беглый пушкарь!
Молчун закричал им:
— Воры, спасайте своего батьку! Еле убрался…
Небольшого роста, рябой от оспы Матвейка хрипло отозвался:
— Сам-то убрался, а народу нашего сколь загубил?.. Молись, Федька!
— Да что вы, братцы… Одумайтесь! — еле держась на глубокой воде, взмолился атаман. — Петро, ой Петро, грех удумали…
— Не кричи, грех — в мех, а тебя на дно! — мрачно пошутил пушкарь и, схватив Молчуна за плечи, стал окунать. — Вот этак лучше… Ну, ну, потерпи немного, смерть пошлем тебе легкую!
— Братцы, братцы, погодите, — просил, захлебываясь, Федька. — Я про тайный клад поведаю…
— Погоди, — заколебался вдруг Матвейка. — Добро для артели сгодится.
— Пес с ним, с добром! — решительно ответил Петро. — Не надо ни злата его поганого, ни серебра, слезами омытого! В омут его…
Пушкарь схватил обессиленного атамана и привязал к тяжелой коряге. Кряхтя и сопя, ватажники сволокли и столкнули груз в омут. Заколебалась волжская вода, и круги медленно пошли к берегу.
— Пошли ему, господи, долгое плавание, — перекрестился пушкарь. — Попито-погуляно, есть чем помянуть.