Ещё один плод познания. Часть 2
Шрифт:
– И ты и мама всю жизнь корили меня недоверчивостью... Было же мне в кого пойти, если вы сами умеете так упорствовать в подозрениях...
– Это демагогия, Андре. Мы имели в виду твою обострённую мнительность, но на нас она не распространялась, с нами ты никогда не был скрытен и уклончив...
"Да, это правда. Им-то я доверял безусловно и с ними был откровенен - тем более, что откровенность в принципе удобна..."
– В любом случае - не подозреваете же вы, что мы с Луизой недостаточно хорошо относимся к вам... А то я уже начинаю думать, что вы опасаетесь...
– Чушь!
– отец опять перешёл на резкий тон.
– Если мы чего-то и опасаемся, то только чересчур щадящего
– Знаешь что, - сказал Андре, стараясь, чтобы слова его звучали спокойно и весомо.
– Я тут сейчас прикинул... может случиться, что завтра мне и впрямь будет не очень легко подъехать; но Пьеру у вас хорошо, так что в этом смысле... Но завтра или чуть позже мы с тобой... с вами... обязательно сядем, чтобы фундаментально разобраться в ваших "кажется"...
– Он хотел отложить решение - рассказать ли им всё...
Винсен-старший помолчал секунд десять.
– Ладно, - ответил он наконец.
– Сядем и будем разбираться. Но звони нам, пожалуйста, в любое время ночи, мы хотим знать, что там у вас и что с этой девочкой. В любое время ночи, имей в виду.
– Да, папа, это-то конечно, о чём речь!..
– И, сынок, напоследок: слов нет, насколько мы за вас боимся и насколько, наряду с этим, вами - так или иначе, - восхищаемся!..
И мама, перехватив трубку, повторила то же самое...
После этого разговора они, все трое, некоторое время молча переглядывались; затем Андре отлучился к кофемашинке за очередным стаканчиком эспрессо и, вернувшись, сказал Жюстин:
– Я понимаю, ты слышала почти всё, что говорил дедушка. Мне даже кажется... я ведь тоже имею право на то, чтобы мне что-то там "казалось", - с некоей запальчивостью почти выкрикнул он, - что ты и они с бабушкой... ну, что вы друг друга накручиваете своей этой тревожностью - дескать, с нами что-то творится...
– Нет, папа, не накручиваем, - отозвалась девочка, и опять скорее женские, чем детские нотки аукнулись в её ответе... вот так же и в кондитерской она уронила ему это "Ты знаешь, что сказать, но не хочешь сказать..." - Просто чувствуем одно и то же...
– Ладно, - он уловил "сдерживающий" - надо же, как будто тогда, при комиссаре, - взгляд Луизы, - не хватало нам ещё сейчас выяснений между собой... Я устал... мы все устали; ты бы, Жюстин, прилегла здесь, кресло мягкое, поспишь хоть чуть-чуть...
– Да не засну я, папа: слушай, где наши булочки сладкие?.. И возьми мне чаю...
– Вот, доченька, держи, - обрадовался он, - и маме тоже, мы о них и забыли... Луиза, покушай... и дай мне мелочи...
– Опять пошёл к машинке, принёс чай, сел, зажмурился... а сколько времени? Уже одиннадцатый час... Опять призакрыл глаза. Луиза села рядом, взяла за руку; дочка примостилась с другой стороны, положила голову ему на колени; потом встала, взяла чуть остывший чай, пошла в коридорчик, где было окошко, и минут пять всматривалась в темень...
Вот тогда и вышел к ним вновь завотделением... Вышел, посмотрел на них, но быстро отвёл взгляд...
– Мне крайне печально вам говорить это... Нет-нет, она не... она всё ещё спит!
– он взмахнул обеими ладонями, увидев ужас на их лицах и оборачиваясь на чуть не расплеснувшую стаканчик с чаем Жюстин, застывшую поодаль, у выхода из коридорчика-закутка...
– Дело в другом. Понимаете, почки донорской нет... подходящей... Мы запросили все округа, откуда можно было бы доставить в течение нескольких часов... И - нет!.. А больше половины суток она без пересадки не выживет. Диализ ей сейчас, в её состоянии, не поможет; я понимаю, сударь, что вы фармаколог и провизор, - мне сестра сказала, - но я даже вам не могу объяснить все тонкости диагноза, у вас нет нужной специализации...
Они все трое слушали его с выражением беспредельного отчаяния на лицах. В том числе Жюстин, которая - помимо жалости к малышке, - улавливала душой, сколь безмерно важна жизнь этого ребёнка папе с мамой...
– И объявление в интернете давать нет смысла: ночь... да и насколько вероятно, что кто-то...
– Доктор остановил Андре и Луизу, одновременно сделавших жест готовности...
– Нет, вы не можете. Вам делали уколы ещё тогда, на месте происшествия; я ожидал, что вы предложите, и посмотрел - группа крови не соответствует. Это, может быть, злой рок, но нужна - четвёртая... очень редкая, вы-то знаете, - кивнул он Винсену... У этой девочки бомбейская группа крови. Исключительно редкая - один случай на несколько тысяч; и надо же, что именно у неё!.. Людям с этой группой иногда пересаживают от доноров с третьей, но ей - нельзя, не примется, тут такие показания... И нужно чудо, чтобы найти за несколько часов донорскую почку, да ещё и от человека без патологий, - чтобы, ввиду срочности сократив по времени до минимума все лабораторные проверки, извлечь и трансплантировать орган. Это, наверное, злой рок, - повторил он и взглянул, как бы взыскуя подтверждения и поддержки, на вышедшего из палаты вслед за ним дежурного реаниматолога, - мы сделали... постарайтесь поверить нам... мы сделали всё возможное, но, кажется, малышка обречена...
Но оба доктора - вместе с выглянувшей, приоткрыв дверь, медсестрой, - увидели, что последние предложения словно бы пали в пустоту. Казалось, они даже не были по-настоящему услышаны никем из этих троих - ни родителями, ни девочкой-подростком со стаканчиком чая в руке и с удивительно женскими, растекающимися от всколыхнувших душу взрослых познаний глазами... Эти фразы не были услышаны, ибо при словах о четвёртой, "бомбейской", Андре и Луиза сцепили взоры, изо всех сил помогая друг другу не смотреть на Жюстин... и глаза их отражали бездонность боли и ужас перед неким зачитываемым безмолвно для всех остальных, слышимым только ими приговором... Перед приговором к невозможному, которое властно и беспощадно преобразовывалось для них в эти мгновения в неизбежное...
– 16 -
А Жюстин приблизилась к ним со стремительной решимостью; но им быстрые и гулкие её шаги казались поступью восходящей на жертвенный алтарь...
– А я почему-то думала, что "бенгальская", - молвила она тихо, но звучно.
– Это, наверное, потому что бенгальские огни... А теперь припоминаю: правда, "бомбейская"... Папа, ты мне говорил - у меня именно эта... ты сказал, что она у очень немногих... Я отдам почку, господин доктор, - добавила она просто, ещё тише, чем всё предыдущее; и замолкла, сделала лёгкий глоток чая... а потом, подсев, взяла родителей за руки - обоих, - и сжала их кисти в своих ладонях, словно подпитывая их души жизненной силой...
Да, два года назад Винсен водил её, девятилетнюю, на очередную сдачу крови. Не в первый раз это было; и не в первый раз она по-детски боялась укола... А сделав его, сестра - как, бывало, и раньше, - подарила ей наклейку. И именно тогда она услышала, что у неё, оказывается, уникальная группа крови... Сам-то папа и раньше знал - да и мама тоже, - чуть ли не с её младенчества; но тут он взял и рассказал ей эту занятную вещь. Она об этом особенно не раздумывала - бомбейская так бомбейская, превращённая потом её памятью в "бенгальскую" из-за этих самых огней, а ещё, может, и из-за тигров, которые там водятся...