Еще один простак
Шрифт:
— Не лез бы ты в чужие дела, а? — огрызнулся я. — Нина, между прочим, моя жена, что бы там ни случилось, и разреши мне самому позаботиться о ней.
— По-моему, ты был неправ, Гарри, когда запретил ей присутствовать в зале суда, отказался от свиданий в тюрьме и воспротивился даже письмам. Ты знаешь не хуже меня, что она хотела разделить с тобой эту беду, но ты обошелся с ней как с чужой.
— Я знал, что делаю, — сказал я, сжав руки в кулаки и продолжая смотреть на отлогий морской берег, мокрый от дождя. — По-твоему, мне хотелось, чтобы ее фотографировали в суде эти стервятники? Чтобы она видела меня за решеткой и стеклом в этой тюремной клетке для свиданий? Чтобы эта
— Ты был неправ, Гарри. Неужели тебе не приходило в голову, что она хотела быть с тобой? — сказал Реник с раздражением в голосе. — Мне еле удалось ее уговорить, чтобы она не ехала со мной сегодня утром.
Мы приближались к Палм-Бэй, фешенебельному жилому району Палм-Сити. Пляжные бунгало, вытянувшиеся длинной цепочкой вдоль берега, печально мокли под дождем. На пляже не было ни души. Возле роскошных отелей стояли «кадиллаки», «роллс-ройсы» и «бентли».
Когда-то Палм-Бэй был моим охотничьим угодьем. Теперь далеким прошлым казалось то время, когда я работал репортером светской хроники в газете «Геральд», имевшей самый крупный тираж в Калифорнии. Мою колонку стали печатать более чем в сотне мелких газет. Я получал приличные деньги, хорошо жил и был доволен своей работой. Затем я женился на Нине и купил бунгало на окраине Палм-Бэй, которое стало нашим домом. Казалось, я нашел свое место в жизни и твердо стоял на ногах.
И вот как-то вечером в баре «Бич-Отель» я случайно услышал обрывок разговора между двумя незнакомыми мне людьми, забывшими спьяну об осторожности.
Эти несколько слов заставили меня взяться за дело, которое оказалось горячим и опасным, как огнедышащий вулкан. Чтобы распутать его до конца, мне понадобилось два месяца тайных кропотливых поисков. Я добыл материал, которого хватило бы на несколько недель для первой полосы «Геральда».
Шайка гангстеров из Чикаго задумала прибрать к рукам Палм-Сити. Они собрались развернуть там целую сеть игорных автоматов, публичных домов и прочих атрибутов организованного порока. Месячная выручка оценивалась в два с половиной миллиона долларов.
Когда я убедился в достоверности фактов, у меня вначале мелькнула мысль, что гангстеры, должно быть, не в своем уме. Просто в голове не укладывалось, что они могут захватить город, стоит им только захотеть. Но потом я получил сведения из верного источника, что полицейский комиссар Палм-Сити, как и еще полдюжины важных чинов городской администрации, подкуплены гангстерами и при необходимости возьмут их под свою защиту.
И тут я допустил самую большую ошибку: стал вести расследование в одиночку. Я откопал для своей газеты сенсационный материал и не хотел ни с кем делить успех. После того, как были собраны все необходимые доказательства и сделаны наброски разоблачительных статей, я отправился к Мету Кьюбитту, моему шефу и владельцу «Геральда».
Он выслушал меня с невозмутимым выражением на худом бледном лице.
Когда я закончил, он сказал, что хотел бы проверить мои факты. Он держался со мной отчужденно, с каким-то странным безразличием, и это должно было бы меня насторожить. Я копнул глубоко и многих заставил разговориться, но все-таки не докопал до конца. Мафия купила и «Геральд». Я даже представить себе не мог, что это возможно. Как я узнал позднее, Кьюбитту обещали место в сенате, и этот алчный честолюбивый босс не мог устоять против такой взятки.
Он попросил, чтобы я привез ему всю собранную информацию для проверки. Когда я отправился домой за досье, меня остановила патрульная полицейская машина.
Мне сказали,
Комиссар был грубый прямолинейный человек. Без лишних разговоров он выложил на стол десять тысяч долларов в новеньких хрустящих купюрах. Как насчет того, чтобы я взял их в обмен на досье и забыл об этом расследовании?
Я никогда не выступал в роли взяточника и вовсе не собирался дебютировать, но дело было не только в этом. Материал, который я готовил к публикации, вынес бы мое имя на первые полосы и за несколько недель создал бы мне прочную репутацию в газетном мире. Я встал и вышел из кабинета, вышел прямиком навстречу беде.
Я вручил досье Кьюбитту и рассказал ему, как комиссар полиции предлагал мне взятку. Он взглянул на меня с прищуром, кивнул и сказал, чтобы я приехал к нему домой в десять тридцать вечера. К тому времени он успеет проверить мои данные и решить, как наилучшим образом подать материал. Думаю, он сжег досье. Я его больше не видел.
Нина с самого начала знала о расследовании. При одной мысли о том, что я хожу по острию ножа, ее трясло от страха, но она была согласна со мной, что выпал редкий шанс, который нельзя упускать.
Я отправился на встречу с Кьюбиттом незадолго до десяти. Нина проводила меня до автомобиля, и я видел, как она напугана. У меня самого душа была не на месте, но я доверял Кьюбитту. Он жил в Палм-Бэй. На пути к его дому лежал участок дороги с редким движением. Там я и попал в беду.
Полицейская машина на большой скорости поравнялась со мной и ударила в бок. Возможно, замысел состоял в том, чтобы столкнуть мою машину с дороги и сбросить в море, но вышло по-другому. Удар был таким сильным, что полицейскому, который сидел на месте водителя, рулевым колесом продавило грудную клетку. Его напарник отделался легким ушибом. Он и арестовал меня за неосторожную езду. Я понимал, что все это подстроено, но ничего не мог сделать. Спустя пару минут подъехала еще одна машина с двумя полицейскими. За рулем сидел сержант Бэйлисс из отдела по расследованию убийств. Что он там делал, на этой пустынной дороге, никто так и не спросил. Он с ходу принял руководство. Раненого полисмена срочно отправили в госпиталь, а меня повезли в полицию.
Когда мы проезжали по темной безлюдной улице, Бэйлисс неожиданно затормозил и приказал мне выходить. Второй полисмен тоже вышел из машины и сгреб меня сзади в охапку. Бэйлисс достал из «бардачка» бутылку шотландского виски, открыл ее, набрал виски в рот и опрыскал мне лицо и рубашку. Затем снял с пояса дубинку и шарахнул меня по голове.
Я очнулся в камере, и с этого момента все пошло прахом. Раненый полицейский умер. Мне пришили неосторожное убийство и дали четыре года тюрьмы. На суде защитник сражался как лев, но ничего не достиг. Когда он представил доказательства заговора, их тут же отклонили. Кьюбитт показал под присягой, что я не давал ему никакого досье, и он так или иначе собирался от меня избавиться, поскольку я ненадежный репортер, да еще и скрытый пьяница.
Пока я отбывал свой срок, меня не отпускала мысль, каким же я был лопухом. Надо было совсем чокнуться, говорил я себе, чтобы в одиночку воевать с администрацией.
Потом я узнал, что комиссар полиции вынужден был уйти в отставку и что администрация полностью сменилась, но мне это не помогло. После того, как мой защитник намекнул на некоторые факты, было проведено расследование, и чикагская шайка решила обосноваться в другом месте, но это меня не спасло. Мне впаяли четыре года за езду в нетрезвом виде, повлекшую за собой убийство полисмена, и никто ничего не мог поделать.