Еще один шаг
Шрифт:
— А мы уже попили, — прошептал Валерка, когда дрозд умолк.
Тишину вдруг раскалывает тихое стрекотанье, будто трещит сорока, но это не сорока, это глухарь. Валерка знает, какой он; с негромким шелестом глухарь веером развертывает хвост. Интересный и тетерев-косач. Чу, это он затоковал. Угольно-черный, с красными бровями и хвостом, похожим, как говорит папка, на лиру. Однажды ребята поймали подбитого тетерева. Валерка унес его домой, перевязал крыло, лечил. Мама какую-то
Птичье пенье постепенно утихло, а Валерка все не засыпал. Повернувшись на бок, посмотрел на Алешку.
— Спишь?
— Нет.
— Расскажи про Зиганшина и про его товарищей.
— Спать хочется.
— Ну, расскажи.
— Будто не знаешь. Папанька рассказывал, и читали мы.
Алешка умолк, Валерка подумал, что он уснул, но вдруг Алешка тихо сказал:
— Они не сдавались. Как и мы… Мы тоже не должны.
— Помнишь, как они гармошку сварили?
— Какую гармошку?
Алешку одолевала усталость, и он говорил сквозь сон, еле ворочая языком. Валерка не отставал:
— И ничего ты не помнишь… А мне пить хочется…
— И мне… От рыбы, наверно.
— А вода в котелке осталась?
— Посмотрю сейчас.
Алешка приподнялся на локте, пошарил в темноте рукой, котелка на месте не было, он встал, ползком добрался до печки, протянул руку и нечаянно толкнул котелок. Он упал и, позванивая, покатился по полу, пролилась вода.
— Эх, неладно получилось.
— Разлил?
— Ага.
— А я пить хочу.
— Потерпишь до утра… Ничего с тобой не случится.
— Очень хочу пить.
— Ладно, сейчас принесу…
Алешка встал, взял котелок и, отбросив колышки, открыл дверь.
— Лешка, не ходи далеко, — позвал Валерка. — И скорей возвращайся!
— Я скоро.
По лесу плыл туман, он закрывал всю поляну, и казалось, в нем плавают не деревья, а только вершины. Алешка помнил, куда он ходил за водой, и теперь держался того же направления. Источник был не дальше чем в ста метрах, за бугром, он обнаружил его сегодня и теперь найдет его, что ему туман. Он бы нашел его с завязанными глазами, и Алешка уверенно шагал по поляне. Миновал поляну, взошел на бугор; по его предположениям, источник должен уже быть, но его не было, и он забеспокоился, оглянулся: избушка исчезла, будто растаяла в тумане. Постояв немного, он повернул обратно, но, пройдя шагов десять, снова остановился: нет, кажется, не туда.
Он кружил на одном месте и не знал, правильно идет или нет. Потом решил, что лучше посидеть где-нибудь под кустом, подождать, пока развеется туман.
От земли шел сырой запах гнили и травы. Земля была холодная. Познабливало.
Подмигивали какие-то светлячки, потом они погасли, и со всех сторон надвинулся туман. Алешка понимал, что бояться нечего, страх — последнее дело, но совсем побороть себя не мог. При этом он все время думал о Валерке. Как он там? Будет звать его, не заснет, а дверь раскрыта. Надо было закрыть. И как он не догадался? Но разве он думал, что задержится?
Где-то совсем недалеко захохотал филин. От этого хохота волосы на голове зашевелились, а по спине побежали мурашки. Алешка еще сильнее поджал под себя ноги, забился под куст, будто таким образом мог спрятаться от всевидящих глаз лесных чудищ.
В это время что-то теплое, мягкое потерлось о его босую ногу. Алешка отпрянул, но это неизвестное ткнулось в плечо. Он вскинул руку, чтобы оттолкнуть.
— Ураган?!
Собака, отзываясь на ласку, потерлась мордой о колено.
…Валерка прождал несколько часов брата и, потеряв терпение, решил выбраться из избушки, чтобы позвать его. Помогая себе обеими руками, чуть приподнимая больную ногу, он ползком добрался к двери и крикнул:
— Лешка! Лешка-а!..
Слабое, еле слышное эхо покатилось по лесу и, словно возвратившись, у самой поляны растаяло.
Валерка позвал еще раз. И снова никто не ответил. Лишь по-прежнему приглушенно шумели столетние пихты и филин смеялся заливисто и весело.
Мальчик застыл у порога, не в силах двинуться с места. Ему чудилось: со всех сторон из белого, как сказочный лунь, тумана движутся невиданные лесные чудища, тянут к нему скользкие цепкие щупальца и вот-вот схватят за лицо, дотянутся до горла. Дышать стало трудно, дыхание застревало в горле, Валерка громко, во всю силу закричал: «А-а-а!», но голос его тут же потонул в тумане, словно в колодце.
ПОИСКИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Люди из бригады Боярова в лес уходили попеременно. Брали плащи — на случай дождя, охотничьи ружья — вдруг росомаха или волк перейдет дорогу. Бояров уходил с ними и возвращался позже всех.
Десять дней миновало в непрестанных хождениях по лесу, хотя розыскные собаки еще в первые дни возвратились ни с чем, а вертолет тоже ничего не обнаружил.
И все-таки каждый день в лес шли все новые и новые группы. В поселке говорили, что ничего страшного не могло случиться с ребятами. Да они и не маленькие; Алешка — парень смышленый, сам не пропадет и брату не даст пропасть. Уж это так. Теперь вспоминали, какой Алешка крепыш, он и бегает быстрее всех и костер умеет разжечь из сырых сучьев. Конечно, Алешка не пропадет. А Валерка? И этот не слюнтяй какой-нибудь — упрямый, в отца пошел.
— Нет, ребята не сдадутся, ведь они, что ни говори, из потомственных поморов. Дед Парфентий какой был? — И все вдруг вспомнили, как не раз, бывало, дед Парфентий один на один выходил на медведя. Внуки у такого деда тоже не из робкого десятка.
Но дни шли, а слуха о ребятах все не было. Люди ломали головы, где их искать, в каком участке, в каком уголке?..
Каждый день Бояров писал письма всем, кто его знал. Таких писем он написал уже штук сорок. Сначала кратко сообщал о своем горе, потом просил о помощи. Он знал: получив такое письмо, человек не останется глухим к его просьбе; каждый, кто может ходить, пойдет в лес.
Сегодня он написал еще одно письмо — в соседний с Пинежским район — старику Арсентию Абрамову. Знались Бояровы с Абрамовыми давно, даже какими-то дальними родственниками приходились. Виделись, правда, редко, но случалась свадьба, именины, тогда приезжали друг к дружке обязательно. Старик Абрамов был известный в округе охотник и следопыт, и, если здоров, он, не мешкая, пойдет в лес. Надо бы ему первому написать, но словно из памяти выпало. Заклеив конверт, Бояров вышел из дому.
На улице его ждал Алехин в полном снаряжении: с плащ-палаткой и ружьем за плечами. Молча поздоровались.