Еще один шаг
Шрифт:
— Ну, а читать как? — не унимался Коля.
— А очень просто… Идешь и читаешь. К примеру, этот участок. Вишь, кусты здесь какие? Ольшаник. Ему годков десять, не больше. А на другом участке свои приметы… Так и читаешь. Вот поживешь лето в Ракитном — научишься.
— Правда, научусь?
— Была б охота… Человек всего может достигнуть. Про нашего земляка Михайлу Ломоносова слыхал? Достиг человек. А уж как мытарился смолоду.
— Пешком в Москву из самых Холмогор добирался.
— Да ты и сам все знаешь.
— Нам в школе рассказывали.
— То добро… Ну, отдохнули.
Старый лесник
Письмо пришло вчера вечером, а сегодня на зорьке Арсентий решил отправиться в лес. Хотел было идти один, но приехавший внук упросил и его взять. Старый лесник предупредил, что идти придется далеко и пусть Коля потом не жалуется на усталость. Внук уверил деда, что он уже не раз бывал в походах, вот хотя бы в прошлом году, когда был в пионерском лагере, ему совсем не трудно пройти десять, а если надо, то и все двадцать километров.
Просили за Колю и бабка Агафья и дочь — мать Коли. И уговорили деда. Но теперь он был даже рад, что взял внука с собой. Коля с жадным любопытством обо всем расспрашивал, до всего ему было дело, и это примирило старого лесника с мыслью, что, может быть, придется чаще отдыхать, не так быстро идти, чтобы внук, не приученный к дальним дорогам, не переутомился…
Коля собрал уже две полные панамы грибов, из которых, правда, дед половину выбросил. Три раза делали привал, разок перекусили, а день только начинался. В лесу чувствовалась прохлада. Роса на деревьях еще не высохла, блестела на коре и золотистых шишках.
— Дедушка, а я спрячусь, найдешь меня? — спросил Коля.
— Говорят, двое уже спрятались… Сколько дён ищут, а их нет. Родной отец не найдет.
— Кто такие?
— Такие примерно, как ты, прыткие… А в лесу все случается.
— Что?
— Посуди сам… Без еды, без питья. Куда идти, не знают. А тут зверь еще.
Некоторое время Коля шел молча, потом оглянулся, поравнялся с дедом.
— Дедушка, а какие звери в этом лесу?
— Всякие.
— Волки, наверно?
— И волки. И поскотник водится и росомаха. Всего понемногу.
Коля оглянулся еще раз и уже ни на шаг не отставал от деда.
Между тем время близилось к полдню. Солнце встало почти над головой. В зеленом наряде застыли пихты и сосны, а стволы их казались литыми из червонного золота. Между ветвей дрожал искрящийся солнечный свет. Голоса певчих птиц стали еле слышны. Закрыли свои ярко-желтые корзинки одуванчики. Потянулись за солнцем венчики шиповника, дурмана, трехцветных анютиных глазок.
— А видишь, внучек, кустик этот? Кислицей называется. Хитрая штука. Смотри на цветки. Не раскрытые, правда? Значит, полдень еще не пришел, в полдень они обязательно раскроются. А к вечеру уснут. Теперь листья, заметь, если несложенные — будет вёдро, а перед ненастьем они складываются. Вот тебе и часы и предвестник погоды.
Коля слушал деда, раскрыв рот: подобного он не видел еще и не слышал. Цветы — барометр и часы одновременно. Чудеса, да и только!
Впереди неожиданно открылось большое кочковатое болото, на нем то здесь, то там проблескивали сквозь траву желтоватые блюдца воды.
— Вот и болото, — сказал дед.
— Тихое какое.
— Тихое, верно… Да недаром говорится: в тихом болоте черти водятся.
— Черти? — усмехнулся Коля.
— Это поговорка. Ну, а если человек не знает этого болота, погибнет. Взойдет на него, кочка поначалу держит, а потом, гляди, оступился человек — и провалился по колено, попытался вытянуть ногу — увяз глубже. Сделал шаг — по пояс засел. И если не подсобить, можно увязнуть так, что никакая сила не спасет. Потому рукой или ногой не пошевелишь — в тине человек, что клеем облепленный.
— И никто не услышит?
— Лес-то большой. Год кричи, хоть два — все едино никого не докличешься… А болото ласково называется — Ромашковое. А то есть еще Заячье, километров за двадцать отсюда, то еще более топкое. Вот оно как, внучек.
УГЛИ ЕЩЕ НЕ ОСТЫЛИ
Коля молча слушал деда и все время оглядывался на болото. В лучах солнца нежились на нем белые лилии, какие-то красные цветы, названий которых Коля не знал, зеленый мох казался бархатом. Вдруг Коля остановился, сделал шаг в сторону и, оступившись, чуть не упал.
— Дедушка, гляди!
— Что?
— Волк!
От болота кто-то бежал. Собака, волк — кто его разберет? Серый, однако, не залаял, он только чуть подался вперед, смотрел настороженно.
Мгновенье колебался дед Арсентий и поднял ружье. Еще мгновенье — и выстрел огласил бы лесные окрестности. Но старый охотник не выстрелил. Зрение его не обмануло: к ним бежал не волк, нет, это была большая, почти как волк, овчарка. Да, это был Ураган — черный, страшный, в болотной тине. Он не разбирал дороги и ничего не боялся: ни выставленного против него ружья, ни насторожившихся людей. Ураган не ответил на злобное рычанье Серого, он бежал к людям и добежал наконец.
Ураган остановился перед Арсентием и дважды густо и хрипло пролаял. Дед Арсентий и Коля, стоявший на полшага сзади, смотрели, что будет делать дальше эта странная собака. Серый отбежал в сторону и тоже глухо, будто в колодец, залаял; он бы, наверно, бросился на Урагана, но дедушка цыкнул на него, и Серый замолчал, продолжая настороженно рассматривать незнакомца.
— Что скажешь? — спросил старый охотник, словно Ураган мог ответить ему.
Ураган отбежал в сторону, и сразу же вернулся, и снова залаял требовательно и настойчиво. Он повторил свой прием дважды, причем во второй раз отбежал на значительно большее расстояние.
Наверно, Ураган готов был повторять это бесконечное количество раз, если бы дед Арсентий вдруг решительно не подбросил на плечо ружье, надвинул на лоб кепку:
— Пойдем, внучек.
— Куда?
— За ним… Видишь, зовет.
— Кто зовет?
Коля подозрительно посмотрел на деда: не смеется ли? Но дед говорил совершенно серьезно:
— Не понял?.. А еще охотником собираешься быть. Собака, видишь, что делает? Волнуется она. С собой зовет. Стало быть, надо идти. Не будем мешкать, внучек… Серый! Ну-тко…