Шрифт:
Она сидела у изголовья моей кровати так тихо, что порой казалось, в этой серой и унылой палате никого кроме меня не было. Время от времени я поворачивал голову и видел эти большие серые мокрые от слез глаза, которые смотрели на меня в ожидании того, что я встану и мы пойдем домой. Но я знал, что мое тело устало от боли и я останусь в кровати еще несколько дней, а затем покину этот мир. Не знаю, что там будет впереди, ждет ли меня свет, или тьма, или перерождение, а возможно, когда я закрою глаза навсегда, я забуду всех и ничего уже не будет. Можно много думать и рассуждать на эту тему, но это я пойму чуть позже, а сейчас в этой палате сидит та, о которой я старался заботиться всю ее жизнь. Я много потерял, но приобрел на войне то, чего не ожидал, я приобрел цель в жизни и так необходимую мне семью. Война ворвалась в наш город неожиданно, никто не был готов к тому, что произойдет, и последствия ее были ужасны. Наш маленький город был атакован ракетными залпами и практически разрушен. Власти двух стран не поделили пограничные города, вследствие чего один из них был практически уничтожен. Наше правительство отреагировало, но погибшим людям это не помогло. Были долгие переговоры, и чуть ли не дошло до масштабной войны, но со временем все начало утихать, и чтобы не было больше жертв, город, который разрушили, перешел нашим противникам. Вот, в принципе, и все, нет смысла дальше углубляться в политические распри. Война есть война, это множество потерь и большое горе.
После того как закончился обстрел города, наша миротворческая рота шла по разрушенному городу и помогала уцелевшим, переправляя их в другой город. В одном из домов я увидел маленькую светловолосую девчушку лет восьми, она стояла молча и лишь озирала своим взглядом пылающий город. Я повидал много людей, но в этой девочке была какая-то неведомая мне сила, несмотря на свой возраст, она не плакала и не боялась происходящего. Но возможно, у нее был всего лишь шок. Забегая вперед скажу, что я видел ее слезы только один раз, и это было в этой палате. Я подошел к ней и спросил:
– Милая, что случилось и почему ты стоишь здесь одна вся в крови и рваной одежде?
Она помолчала пару минут и потом, сфокусировав взгляд на мне, сказала:
– Я выбралась из этого разрушенного дома и сейчас не понимаю, что происходит, весь город в огне и много разрушенных домов, что же случилось?
Мы с ребятами переглянулись, и мне пришлось рассказать вкратце о происходящем.
– На наш город напали, и сейчас здесь небезопасно. Пойдем с нами, мы отведем тебя в свой лагерь, там есть еда, тепло и одежда.
Она посмотрела на меня своими большими глазами, а потом, немного подумав, выдала фразу:
– Если ты пообещаешь, что со мной ничего плохого больше не произойдет, то я согласна идти с вами.
От этих слов у меня на лице образовалась улыбка.
– Конечно, я от тебя не отойду ни на шаг. И не дам тебя никому обидеть, ты будешь в безопасности.
Но только она хотела пойти за нами, как тут же упала и схватилась за ногу. Я подошел к ней и снял ботинок, на ее голеностопе был большой фиолетовый синяк, я подумал, что у нее перелом. Замотав бинтом ногу, я взял ее на руки и понес. Хоть в городе и была разруха, но в момент, когда я нес малышку, на душе было спокойно, и я ощутил, что эта девочка может изменить мою жизнь. Я дам ей все, что необходимо для спокойной жизни, и буду растить ее как родную дочь, если она не будет против.
Я ждала момента, когда вы, дети мои, немного подрастете, чтобы рассказать вам эту историю и вы поняли, каким был человек, который растил и оберегал вашу маму. Ваш дедушка всю жизнь построил на том, чтобы я росла и не знала бед, которые со мной произошли до встречи с ним. Он был мне как отец и сдержал обещание, которое дал при первой встрече со мной.
Глава первая
Потеря и начало
Я мало помню, что было до встречи с Джеем. Наш Хилл-Вей граничил с другой страной. Это был город богачей, и до разрушения там было много элитных районов, где находились коттеджи, железная дорога, по которой переправляли в другие города и страны бензин в цистернах. Множество разных крутых автосалонов, банки и магазины. Еще там было два нефтеперерабатывающих завода. Этот город назывался нефтяной жилой.
Наша семья, которая состояла из меня, брата Вилли, мамы и папы, жила вовсе не в элитном районе. Мы жили на окраине города недалеко от бедных районов. Мы не были бедны или богаты, скажем так, наш район относился к среднему классу, но мы ни в чем не нуждались. У нас была крепкая и счастливая семья. Я не посещала детский сад, родители решили, что будут воспитывать меня дома. И чаще всего, куда бы они ни ходили, я была с ними, кроме работы. Мой брат был прелестным кареглазым мальчиком и учился в школе во втором классе. Мне же было на тот момент около пяти лет. После школы он обычно проводил время со мной, мы играли, или он старался меня научить чему-нибудь во дворе нашего дома. Отец мой работал на заводе и часто задерживался, пытаясь хоть как-то зарабатывать сверх нормы. Мама работала там же бухгалтером. Они очень старались, чтобы мы ни в чем не нуждались. Нам не очень нравилось там жить, и мы хотели уехать в Дизи, но из-за того что работу не так легко было найти, никак не могли переехать. Еще я помню, хотя и смутно, наверное, даже больше ощущение, о том, как мы проводили выходные. Мы ездили в Ливон, когда подворачивалась возможность. Это курортный город, в котором люди отдыхали от работы. Мы снимали там домик на все выходные и проводили это время всей семьей. По вечерам мы собирались у костра и слушали, как папа играл на гитаре и пел песни. Я обычно после двух или трех песен засыпала, и меня уносили в кровать.
Последнее воспоминание из той жизни остается для меня до сих пор очень тяжелым. Все в доме улеглись спать, и посреди ночи произошел громкий взрыв, от которого завибрировали стекла моей комнаты. Я вскочила и хотела пойти к родителям, но ноги меня не слушались, тело мое дрожало, в голове гудело, и все вокруг начало расплываться, я потеряла сознание. Очнувшись, я увидела незнакомую комнату и каких-то людей, одетых в белые халаты, которые суетились вокруг меня. Я пробыла в больнице около недели, за это время меня наблюдали и ставили капельницы, от которых постоянно хотелось спать. Когда наступил день моей выписки, ко мне в палату пришел мужчина, подсел и сказал:
– Милая моя, мне горько это сообщать, но твои родители и брат не выжили. Но не беспокойся, в детском доме о тебе позаботятся.
Что уж говорить, я впала в ступор и не смогла ничего даже сказать. Только слезы пошли из моих глаз. Похоже, капельницы, которые мне ставили, сделали свое дело и не давали в полной мере ощутить боль от утрат.
После больницы меня отправили в приют, где я прожила около трех лет. Меня туда поместили из-за того, что мои родители умерли, а ближайшая родня не хотела возиться с еще одним ребенком, у нас такие законы, если близкий родственник беден или не хочет брать ответственность, то ребенка в такой ситуации, как у меня, помещают в детский дом. Поначалу я много плакала и часто вскакивала по ночам с криками, но со временем начала привыкать, и ко мне подселили девочку, с которой мы быстро нашли общий язык. Конечно, я так и вскакивала по ночам, но это стало намного реже случаться.
О приют, я помню эти лимонные стены и белые потолки моей комнаты, тумбу с книгами и предметами гигиены, около окна стоял красивый деревянный расписной стол, на котором была надпись «доброта спасет мир», мою мягкую кровать с зеленым матрасом и рисунками животных и большой коричневый шкаф, который находился рядом с кроватью. Напротив меня стояли такая же кровать и тумба моей соседки, милой Кити, я так называла ее из-за того, что при разрушении ее дома от землетрясения у нее ничего не осталось, кроме мягкой игрушечной кошечки. Государство не экономило на детях и здоровье своих жителей. В этом «доме детей» было много чего, это делалось для того, что если ребенка никто не заберет, то он вышел бы в общество нормальным гражданином, а не человеком с расшатанной психикой и глубокой травмой.
Подъем начинался у нас в восемь утра, воспитатели стучались в каждую дверь и желали доброго утра. После этого мы с Кити делали зарядку у себя в комнате и умывались, а потом шли по коридору в большую столовую, где собирались все дети на завтрак или обед. Детей было около тридцати. Детские дома строились небольшие, для того чтобы было проще уживаться всем вместе. Оттого что было мало детей, учителям было проще уделить внимание каждому. После завтрака мы гуляли в парке, который находился вблизи приюта. Если было лето, то по желанию нас возили на озеро купаться и загорать, а зимой заливали каток на заднем дворе, и мы катались на коньках. Еще можно было взять лыжи и покататься рядом с лесом, который находился неподалеку от детского дома. Часа два или три нам уделялось на активный отдых. После этого мы шли на занятия, где учителя, или, как я их называла, смотрители, преподавали разные предметы. А ближе к семи годам у нас проводились полноценные занятия с проверками и домашними заданиями. Нас уже обучали математике и русскому, биологии и многим другим предметам.