Эшенден, или Британский агент
Шрифт:
Объявили римский экспресс, но Безволосый Мексиканец не показывался; поезд подошел к платформе — а его все нет. Эшенден не на шутку встревожился. Он быстрыми шагами прохаживался по перрону, заглядывал в залы ожидания, побывал в отделении, где велась регистрация багажа, — Мексиканца нигде не было. Поезд был сидячий, но в Лионе много пассажиров сошло, и Эшенден занял два места в купе первого класса. Стоя у подножки, он озирал платформу и то и дело взглядывал на вокзальные часы. Ехать без Мексиканца не имело смысла, и он решил, как только прозвучит сигнал к отправлению, вытащить из вагона свою поклажу, но зато уж
— A-а, вот и вы, мой друг, а я-то думаю, куда он делся?
— Господи, да поторопитесь, поезд сейчас уйдет.
— Без меня не уйдет. Места у нас хорошие? Начальник вокзала ушел ночевать домой, это его помощник.
Господин в котелке в ответ на кивок Эшендена обнажил голову.
— Да, но это обыкновенный вагон. В таком я ехать не могу. — Он милостиво улыбнулся помощнику начальника вокзала. — Вы должны устроить меня лучше, любезный.
— Конечно, господин генерал, я помещу вас в спальный вагон. Само собой разумеется.
Помощник начальника вокзала повел их вдоль состава и отпер свободное купе с двумя постелями. Мексиканец удовлетворенно огляделся. Носильщики уложили багаж.
— Вот и прекрасно. Весьма вам обязан. — Он протянул господину в котелке руку. — Я вас не забуду и при следующем свидании с министром непременно расскажу ему, как вы были ко мне внимательны.
— Вы очень добры, господин генерал. Премного вам благодарен!
Прозвучал свисток. Поезд тронулся.
— По-моему, это лучше, чем просто первый класс, — сказал Мексиканец. — Опытный путешественник должен уметь устраиваться с удобствами.
Но раздражение Эшендена еще не улеглось.
— Не знаю, какого черта вам понадобилось тянуть до последней секунды. Хороши бы мы были, если бы поезд ушел.
— Друг мой, это нам совершенно не грозило. Я по приезде уведомил начальника вокзала, что я, генерал Кармона, главнокомандующий мексиканской армией, прибыл в Лион для кратковременного совещания с английским фельдмаршалом, и просил его задержать отправку поезда до моего возвращения на вокзал. Я дал ему понять, что мое правительство, вероятно, сочтет возможным наградить его орденом. А в Лионе я уже бывал, здешние женщины недурны. Конечно, не парижский шик, но что-то в них есть, что-то есть, бесспорно. Хотите перед сном глоток коньяку?
— Нет, благодарю, — хмуро отозвался Эшенден.
— Я всегда на сон грядущий выпиваю стаканчик, это успокаивает нервы.
Он сунул руку в чемодан, не шаря, достал бутылку, сделал несколько внушительных глотков прямо из горлышка, утерся рукой и закурил сигарету. Потом разулся и лег. Эшенден притушил свет.
— Сам не знаю, как приятнее засыпать, — раздумчиво проговорил Безволосый Мексиканец, — с поцелуем красивой женщины на губах или же с сигаретой во рту. Вы в Мексике не бывали? Завтра расскажу вам про Мексику. Спокойной ночи.
Вскоре по размеренному дыханию Эшенден понял, что его спутник уснул, а немного погодя задремал и сам.
Когда через непродолжительное время он проснулся, Мексиканец крепко, спокойно спал; пальто
— Что это? — возбужденно выкрикнул он.
— Ничего. Семафор, наверно, закрыт.
Мексиканец тяжело сел на свою полку. Эшенден включил свет.
— Вы так крепко спите, а просыпаетесь сразу, — заметил он.
— Иначе нельзя при моей профессии.
Эшенден хотел было спросить, что подразумевается: убийства, заговоры или командование армиями, — но промолчал из опасения оказаться нескромным.
Генерал открыл чемодан и вынул бутылку.
— Глотните, — предложил он Эшендену. — Если внезапно просыпаешься среди ночи, нет ничего лучше.
Эшенден отказался, и он опять поднес горлышко ко рту и перелил к себе в глотку щедрую порцию коньяка. Потом вздохнул и закурил сигарету. На глазах у Эшендена он уже почти осушил бутылку, и вполне возможно, что не первую со времени прибытия в Лион, однако был совершенно трезв. По его поведению и речи можно было подумать, что за последние сутки он не держал во рту ничего, кроме лимонада.
Поезд двинулся, и Эшенден снова уснул. А когда проснулся, уже наступило утро, и, лениво перевернувшись на другой бок, он увидел, что Мексиканец тоже не спит. Во рту у него дымилась сигарета. На полу под диваном валялись окурки, и воздух был прокуренный и сизый. С вечера он уговорил Эшендена не открывать окно на том основании, что ночной воздух якобы очень вреден.
— Я не встаю, чтобы вас не разбудить. Вы первый займетесь туалетом или сначала мне?
— Мне не к спеху, — сказал Эшенден.
— Я привык к походной жизни, у меня это много времени не займет. Вы каждый день чистите зубы?
— Да, — ответил Эшенден.
— Я тоже. Этому я научился в Нью-Йорке. По-моему, хорошие зубы — украшение мужчины.
В купе был умывальник, и генерал, плюясь и кашляя, старательно вычистил над ним зубы. Потом он достал из чемодана флакон одеколона, вылил немного на край полотенца и растер себе лицо и руки. Затем извлек гребенку и тщательно, волосок к волоску, причесал свой парик — то ли парик у него не сбился за ночь, то ли он успел его поправить на голове, пока Эшенден еще спал. И наконец, вынув из чемодана другой флакон, с пульверизатором, и выпустив целое облако благоуханий, опрыскал себе рубашку, пиджак, носовой платок, после чего с выражением полнейшего самодовольства, в сознании исполненного долга перед миром обратился к Эшендену со словами:
— Ну вот, теперь я готов грудью встретить новый день. Оставляю вам мои принадлежности, не сомневайтесь насчет одеколона, это лучшая парижская марка.
— Большое спасибо, — ответил Эшенден, — но все, что мне нужно, это мыло и вода.
— Вода? Я лично не употребляю воду, разве только когда принимаю ванну. Вода очень вредна для кожи.
На подъезде к границе Эшендену вспомнился недвусмысленный жест Мексиканца, разбуженного среди ночи, и он предложил:
— Если у вас есть при себе револьвер, лучше отдайте его мне. У меня дипломатический паспорт, меня едва ли станут обыскивать, вами же могут и поинтересоваться, а нам лишние осложнения ни к чему.