Эскорт. Выхода нет
Шрифт:
Узнал о беременности? О том, что я убила ребёнка?
— Не понимаю. — лепет запуганной девчонки.
— Тварь, думала я не узнаю об аборте? — не орёт в трубку, рычит, его голос слышен в салоне машины, словно на громкой связи. — Я урою тебя, как только приеду. Жди. Пожалеешь, что на свет родилась.
И всё. Раздаются короткие гудки. Он бросил трубку.
Ни за что не пожалею, не заставишь, засранец.
Меня выводят из машины, иду как под конвоем. Оглядываюсь и не понимаю, куда меня привезли. Загародный небольшой дом. На входе и по периметру стоит охрана. Его загородный дом?
—
— Закрой рот и шагай.
Что я и делаю. Не хочется ощутить на себе их силу. Осматриваю территорию, замечаю калитку за домом, запоминаю каждую мелочь, что может мне помочь.
Меня заводят в дом, стильно обставленный, но не обжитый, нет уюта. Хозяин здесь не живёт, это точно. Спускаемся в подвал.
— Вы что, хотите меня здесь оставить? — начинаю вырываться, срываться на крик.
— Послушай, детка, если будешь бесить, придётся угомонить тебя, но тебе это не понравится, поверь мне. — держит крепко за шею, очень близко к лицу. Его дыхание вызывает тошноту. — Хотел бы я чтобы твой грязный рот был занят моим членом. — звериный оскал искажает его жёлтую от сигарет или болезни рожу. Становится противно.
Не выдержав эту мерзость, я плюнула амбалу в рожу. От удовольствия на моём лице появился оскал. Амбал с яростью вытер рукавом кожаной куртки мои слюни, бросил на них короткий взгляд, словно до него не до конца дошло что случилось сейчас. А затем размахнулся и со всей силы ударил меня по лицу. Отлетев на пол, я больно ударяюсь бедром и рукой о пол. Половина лица начинает ужасно гореть, из губы и носа идёт кровь, капает на бетонный пол. Рука и нога отзываются тупой болью.
Поднимаю на амбала свой яростный взгляд, прожигаю его, мысленно проклиная его.
— Ещё раз брыкнешься, я воплощу в реальность всё, что только хочу с тобой сделать. — наклоняется и хватается за мои волосы мёртвой хваткой, не давая отодвинуться. Рычит в лицо. Второй амбал мерзко смеётся, у меня начинают трястись поджилки от его смеха.
Они уходят, оставляя меня одну в тесном помещении, освещаемом тусклой лампочкой, свисающей с потолка на проводе. В углу тонкий, жёлтый матрас, весь в грязных пятнах. Морщусь, боюсь предстваить от чего он стал таким. Сажусь на его краешек, здесь очень холодно. Мои ноги в дырявых колготках уже трясутся от холода. Короткие кожаные шорты, конечно, не согреют. Натягиваю кардиган на колени и растираю руки, чтобы немного согреться. Долго я здесь не смогу просидеть, заледенею. Хоть бы куртку мою отдали.
Пока сижу в подвале, не могу отделаться от мысли, что Алекс меня действительно убьёт. Родители мне не помощники.
Окон здесь нет, чего и следовало ожидать. Сама я не справлюсь, значит придётся ждать своего палача. Ночь не сплю, голову забивают разные мыли, сводящие с ума, да и этот холод. Я уже давно не чувствую пальцев на ногах и руках.
Утром, когда у меня зуб на зуб не ложится, когда я вся трясусь, как мокрая собака, раздаётся лязг двери, открывается замок. В подвал заходит он.
Глава 13
Он подходит ближе ко мне, убирает руки в карманы и склонив голову на бок, смотрит на меня. Презрение и ярость плещутся в его глазах, заставляют меня ёжиться. Такая тишина. Кажется он даже слышит стук моего сердца.
— Что, тварь, каково
Разворачивается и уходит. Хорошо, лишь бы только не трогал меня. Может он просто отпустит меня, разведётся? Хоть бы подал на развод, ведь я убийца его ребёнка. Не будет же он после этого со мной дальше жить. Насилие терепеть я больше не смогу. Лучше пусть сразу убьёт меня.
— Ведите её в зал. — слышу удаляющиеся шаги и яростный голос Алекса.
Тут же в подвал спускаются те же уроды, что меня сюда привезли. Хватают за руки и ведут на верх. Я не ошиблась, действительно настало утро. Щурюсь от яркого света, солнце заглядывает в большие окна, снег лежит белым покрывалом.
Меня заводят в просторную гостинную, где стоят два больших дивана, одно кресло, журнальный столик и камин, на стенах висят картины. Лечу на диван от грубого толчка лысого. Рука, на которую я падаю отзывается болью после вчерашнего падения. Шиплю от боли, скосив глаза на огромную гору, что толкнул меня.
— За дверью постойте. — в комнату заходит Александр.
Мы остаёмся одни. Он двигает кресло ближе ко мне и садится в него. Я вся подбираюсь от страха.
— Ну рассказывай.
— Ч-что рассказывать?
— Каково это было, убивать моего ребёнка?
Я молчу, не знаю что сказать. Сказать, что я скорблю по нерождённому малышу? Сказать, что я не хотела становиться детоубийцей?
— Ты тварь, как посмела принять такое решение? — подается вперёд и стискивает пальцы на моих волосах, причиняя боль. — Ты думала сделаешь это и я не узнаю? Ты настолько тупая, что не поняла еще, я твой хозяин! — рычит в лицо, его яростный взгляд бегает по моему лицу.
— Я не рабыня. — слишком тихо говорю я, хотела громче, яростнее. Но он и так всё услышал.
Не сказав ни слова, занёс надо мной руку. Сильный удар по лицу оглушил, в глазах потемнело, в ушах стоит звон. Какое-то время лежу на диване, словно в безсознательном состоянии. В чувства меня приводит грубая рука, что сжалась на моей шее сзади, без каких-либо усилий заставляет принять сидячее положение. Лицо горит, но оно словно онемело. Чувствую только тёплую струйку, стекающую из носа.
— Неужели тебе даже не жаль было? Ничего не дрогнуло? Даже не задумалась? — голова кружится, но прилагаю усилия, чтобы сфокусироваться на его лице. Он хочет услышать раскаяние? Хочет простить?
— Не дрогнуло. Я не сомневалась. Совсем. — вру я. Даже если скажу, что я не хотела, что после, я очень сильно жалела, он не поверит.
Ещё один удар, после которого я теряю сознание. Не вижу ничего, ни сноведенией, ни вспышек воспоминаний. Пугающая чернота, словно меня и нет больше.
— Маааамаааа. — кричу в черноту, но в ответ слышу своё эхо. — маааам. — зову, но меня никто не слышит. Лишь эхо напоминает, что я здесь одна.
Мне так холодно, так страшно, мамочка.
Из забвения выныриваю, когда меня окатывают ледяной водой. Очнувшись, открываю глаза, хватаю ртом воздух. Отхолода сжимаюсь, меня бьёт озноб. Передо мной стоит один из лысых и он, Александр. Я снова в этом подвале, связанная, сижу на стуле.