«Если», 1996 № 07
Шрифт:
— Эй, философ, — окликнула его Тэнси, — не желаешь?
Она протянула ему маленькую серебристую фляжку.
Норман узнал вещицу.
— Не ожидал, что ты сохранишь ее.
— Да? Помнишь, как я предложила ее тебе в первый раз? По-моему, ты был слегка шокирован.
— Но выпил.
— Выпил, выпил. Бери.
Норману показалось, будто он проглотил жидкий огонь. Внезапно Нахлынули воспоминания: о годах дурацкого «сухого закона», о Горэме и Новой Англии.
— Бренди?
— Не совсем. Оставь мне.
Воспоминания затопили темную половину мозга, она скрылась под ними,
— А ты помнишь, — проговорил он, — как мы скатились по откосу, прячась от ночного сторожа? В Горэме разразился бы грандиозный скандал, если бы нас поймали.
7
Лилит — злой дух женского пола в иудейской демонологии.
Иштар — богиня плодородия и плотской любви в аккадской мифологии.
— Да, а потом…
Когда они отправились обратно, луна взобралась еще выше. Норман ехал медленно, не желая повторять тех глупостей, который творил в былые годы. Их обогнал грузовик. «Две недели». Черт побери! Кто он такой, чтобы слышать голоса? Жанна д’Арк?
Ему вдруг стало весело. Он подумал мельком, а не рассказать ли Тэнси обо всем, что он навоображал себе в эти дни, чтобы она посмеялась вместе с ним. Если поднапрячься, выйдет шикарная история о призраках.
Поэтому когда они приехали домой, вошли в гостиную и сели на диван, Норман взял быка за рога.
— Знаешь, Тэнси, насчет всяких колдовских штучек. Я хотел…
Удар застал его врасплох. На мгновение он словно потерял сознание, а очнулся уже в кресле; веселье исчезло без следа, мысли метались и путались, будущее представлялось мрачным коридором длиной в две недели.
Впечатление было такое, как будто одна огромная когтистая лапа зажала ему рот, а другая схватила за плечо, встряхнула и швырнула в кресло.
Как будто?
Он смятенно огляделся.
Может быть, именно это и произошло?
Судя по всему, Тэнси ничего не заметила. Лицо ее белело в полумраке. Она что-то напевала себе под нос.
Норман поднялся, подошел к серванту и налил себе виски, попутно включив в комнате свет.
Выходит, он не в состоянии поведать о происходящем с ним ни Тэнси, ни кому другому? Вот истинная подоплека того, почему жертвы колдовства всегда столь упорно отмалчиваются. Вот почему они не могут сбег жать, даже имея под рукой все необходимое для побега. Дело не в слабоволии. За ними наблюдают, как за гангстером, который вышел из доверий у босса. Он сидит в роскошном ночном клубе, болтает с приятелям#» подмигивает девушкам, а за его спиной маячат громилы в темных рубашках и светлых галстуках; они не вынимают рук из карманов своих пальто с бархатными отворотами, сопровождая его от клуба до виллы босса, и он не пытается удрать, потому что намерен еще пожить на этом свете, если ему представится возможность.
Но такое случается только в фильмах.
И когтистые лапы — тоже оттуда.
Он кивнул своему
— Познакомьтесь с профессором Сейлором, — проговорил он, — известным этнологом, искренне верящим в колдовство.
Лицо в зеркале выглядело не столько озадаченным, сколько испуганным.
Норман смешал себе второй коктейль, не забыв позаботиться о Тэнси, и вернулся в гостиную.
— За порок! — провозгласила Тэнси. — Кстати говоря, последний раз я видела тебя подвыпившим на Рождество.
Он усмехнулся. Гангстеры в фильмах всегда напиваются пьяными, чтобы отвлечься от раздумий о своей плачевной участи. Надо признать, неплохое средство.
Понемногу начало возвращаться чувство, которое они испытали, стоя на холме. Норман и Тэнси болтали, слушали старые пластинки, рассказывали друг другу анекдоты, достаточно забытые, для того чтобы вновь над ними посмеяться. Потом Тэнси села за пианино. Что они только не пели, сперва с запинкой, а затем во весь голос — народные, рабочие и революционные песни, псалмы и государственные гимны, блюзы, Брамса и Шуберта.
Они вспоминали. И продолжали пить.
Но в мозгу Нормана по-прежнему вращалась кристаллическая сфера, внутри которой метались беспокойные мысли. Алкоголь помог ему справиться с возникшим было страхом, и он принялся со скрупулезностью пьяницы размышлять о проявлениях колдовства в заселенном людьми мире.
К примеру, разве не логично предположить, что все саморазрушительные стремления проистекают из магического воздействия? Иначе откуда берутся эти всеобщие порывы, идущие вразрез с законами самосохранения и выживания? Чтобы хоть как-то объяснить их, Эдгар По сочинил своего «Беса противоречия», а психоаналитики выдвинули гипотезу «влечения к смерти». Однако гораздо проще приписать их влиянию неких злодейских сил, которые пока не установлены, а потому называются «сверхъестественными».
События прошедших дней можно разделить на две группы. В первую Попадут те, от которых его прежде защищало колдовство Тэнси. Возможно, сюда относится и покушение Теодора Дженнингса на его жизнь. Дженнингс — явный психопат. Он наверняка долго вынашивал свой замысел, но магия Тэнси не подпускала его к Норману. Едва лишь колдовской «защитный экран» был снят, едва Норман сжег последний амулет, Дженнингс преисполнился решимости осуществить задуманное. Как он выразился? «Меня как осенило…»
Итак, Теодор Дженнингс с его пистолетом, обвинение Маргарет Ван Найс, неожиданный интерес Томпсона к внеслужебному времяпрепровождению Нормана, находка Соутеллом диссертации Каннингэма. Одна группа.
Другая — признаки направленного против него колдовства, цель которого — погубить его.
— Пенни за твои мысли, — предложила Тэнси, глядя на него поверх края стакана.
— Я думал о рождественской вечеринке, — отозвался он ровным, немного глуховатым голосом, — вспоминал, как Уэлби изображал святого Бернара и ползал по комнате в медвежьей шкуре с бутылкой виски на шее. Не могу понять, почему по прошествии некоторого времени обязательно кажется, что смеяться было вовсе не над чем, что шутки были донельзя избитыми. Впрочем, шутки, какими бы они ни были, лучше напыщенных рассуждений.