«Если», 2008 № 04
Шрифт:
— Должен предупредить, — заметил Астольфо, — эта дисциплина требует немалого труда и большой выносливости. Мютано вряд ли разочарует тебя в этом отношении. Так что не мечтай о легкой жизни.
Я взглянул на широкую улыбку Мютано, и что-то в ней мне крайне не понравилось.
Мы решили провести разоблачение Кробиуса в три этапа, во время следующего и последнего визита во дворец. Первым этапом должно было служить мое появление перед графиней в цепях и оковах, а также со следами грубого, бесцеремонного обращения: синяками и ссадинами. Мне предстояло исповедаться в несуществующих подлых преступлениях,
Эта прелюдия давала нам возможность увидеть графиню и понять, изменилось ли что-то в ее поведении и облике, в работе разума, в душевном и физическом здоровье. Кроме того, нам следовало не спускать глаз с Кробиуса, выискивая любой намек на то, что он обнаружил подмену опала ничего не стоящим осколком обсидиана, и проследить любую перемену в министре, перемену, грозившую опасностью нам или графине.
Сначала аудиенция проходила точно так же, как в первый раз. Правительница опять восседала в парадном зале, на высоком стуле, украшенном изысканной резьбой. Только теперь Мютано играл роль моего стражника и считал своей обязанностью время от времени награждать меня ударом в челюсть и пренебрежительно пинать в скованные щиколотки. Эту часть своей роли он играл с нескрываемым восторгом.
Я стоял перед графиней. Мютано возвышался справа от меня, Астольфо — слева. За нашими спинами маячил Кробиус. Я нес чепуху, которую вдолбил мне Астольфо ценой многочисленных упражнений: как задумал украсть большой алмаз и держать его в тайнике, пока не найду способ приобрести с его помощью расположение кровавого пирата Морбруццо, а потом присоединиться к его шайке.
Благодаря железной дисциплине, насаждаемой моим наставником, я превратился в жалкое, хнычущее, полное раскаяния ничтожество, готовое жить или умереть лютой смертью в зависимости от желания графини.
— Как вы считаете, синьор, — спросила графиня, — искренне его раскаяние или это очередное притворство, посредством которого он надеется избежать сурового наказания?
Астольфо с сомнением покачал головой.
— Думаю, в этот момент он чистосердечен. Но кто может знать, какие мысли зародятся завтра в том клубке змей, которым является его разум?
— Надеюсь, он под надежной охраной?
— О да, синьора. Мой человек, Мютано, не сводит с него глаз.
После этих слов Мютано отвесил мне такую оплеуху, что из моего носа закапала кровь. Похоже, он сильно переигрывает! Я жаждал занять его место в нашей драме. Уж у меня хватило бы смекалки наградить его такими изощренными пинками, тычками и щипками, что у него голова кругом пойдет! Только бы поменяться с ним ролями!
— Тогда окончательное суждение за вами, Астольфо! — объявила графиня. — Если он еще может исправиться — прекрасно, если же нет — этот мир будет чище, освободившись от его присутствия.
— Синьора, — поклонился Астольфо, — я во всем вам повинуюсь. Но теперь об алмазе: вы были правы, заметив, что его сияние померкло, а цвет несколько изменился. Но это такой великолепный и, я сказал бы, отважный камень, что он должен обладать сильными внутренними качествами, чтобы исцелить себя и изгнать мрак, таящийся в сердцевине.
— О, это было бы настоящим чудом.
— Мой совет таков: свет к свету — и тьмы нету! Будет лучше всего, графиня, не закрывать камень в шкатулке или футляре, где он окружен полным мраком и кладбищенской тишиной. Пусть камень постоянно находится на свету, вдыхает чистый воздух, и тогда
Он помолчал и, откашлявшись, продолжил:
— Возможно, если у вас есть время и терпение, вам захочется услышать малоизвестную историю о знатной даме Эрминии и ее опале. Он был так тесно связан с ее мыслями и настроениями, что изменял цвет, а по словам некоторых, и форму, когда дама радовалась или гневалась…
И тут Астольфо принялся подробно, во всех интригующих деталях, красочным языком излагать ту самую историю, о которой не желал слышать ни слова из моих уст. Я нашел это обстоятельство крайне раздражающим и, возможно, предпочел бы даже побои Мютано изысканному повествованию Астольфо. В гневе я зазвенел цепями, и Мютано, словно выполняя мое невысказанное желание, наградил меня увесистым пинком в ногу.
— Поэтому, как видите, — заключил Астольфо, — связи между обладателем и вещью весьма сложны, крепки, а порой и неразрывны. Ради этого камня и ради вашего собственного блага я молю вас поместить алмаз на дорожку из белоснежного полотна, украшающую стол в светлой комнате. Более того, необходимо, чтобы рядом с ним день и ночь горели две лампы, излучающие теплый и лучистый свет. Уверен, рано или поздно вы увидите, как к нему вернется былой блеск.
— Я бы приняла ваше предложение, — заметила графиня, — но мне не слишком нравится хранить алмаз в таком месте, где любой может его видеть и любой может похитить, тем более что каждый день мимо стола будут проходить десятки людей. Сделать так, — значит, попросту искушать вора. С таким же успехом можно послать грабителю приглашение на серебряном блюде.
Столь недвусмысленно выраженное сомнение стало знаком перехода к третьей части плана Астольфо.
— Вы совершенно правы, синьора. В таких обстоятельствах каждому под силу похитить камень. Поэтому его следует постоянно стеречь, причем заботу о нем необходимо доверить тому, кто целиком… нет, рабски предан вашему благоденствию. Он должен охраняться человеком, которого не коснется и тень подозрения, который преданно служит вам много-много лет, кому вы привыкли безраздельно доверять.
— Вы говорите о моем министре Кробиусе, — догадалась графиня.
— Госпожа… — пролепетал Кробиус, выступая вперед.
— Но у нашего Кробиуса и без того много важных дел! Государственных дел, которые требуют его внимания, словно голодные дети, цепляющиеся за материнский подол! Кроме того, его одолевают финансовые проблемы, слухи о вооруженном восстании, об интригах и конфликтах. Каждый час его дня до того заполнен подобными вопросами, что они буквально выплескиваются из отмеренных границ, подобно зернам овса, хлынувшим из порванного мешка.
— Даже опасаясь вашего гнева, госпожа, я вынужден настаивать, — упорствовал Астольфо, — ибо уверен: среди ваших дел нет более настоятельного, чем это. Оно прямо касается вашего здоровья и, следовательно, безопасности ваших земель и их обитателей. Потому я прошу создать специальное, особое ведомство. Позвольте вашему Кробиусу стать Хранителем Камня. И если против алмаза затеется некая интрига, он первым узнает о ней, даже при условии, что заговорщик скрывается, подобно гадюке, в пещере на скалах Кламоргры.