«Если», 2009 № 02
Шрифт:
Король подхватил ее и помог сесть на кушетку. В полуобморочном состоянии она ощутила у него под пышными рукавами манжеты из плотной ткани, широченные, от запястья и почти до локтя. «Под ними шрамы, — подумала Янина. — Сколько всего?»
— Сколько раз вы это делали? — спросила Янина.
Он не стал уточнять, что именно.
— Двадцать семь. Мой отец рано умер. Ты подумала, что я сумасшедший, да?
Она подняла глаза: — Да.
Он помолчал. Потом вдруг улыбнулся:
— Это было бы прекрасно. Докажи мне, что я сумасшедший. Я буду рад.
— Какая может быть связь между черным камнем и солнцем в небе?
— А какая связь между проклятием и кольцом, которое падает с руки? Откуда сенсор знает, годен ли твой пропуск? Я полил камень кровью Новина, и камень ответил: «В доступе отказано».
— И ничего ведь не случилось?
— Это был внеочередной запрос. Система включила счетчик: я должен был ввести подтверждение в течение минуты. Новин орал, как резаный, его насилу увели. Я подтвердил доступ своим генетическим материалом. Счетчик отключился.
Король тяжело дышал, как будто одно воспоминание стоило ему значительного усилия.
Янина прикрыла глаза. Летом в поле, бабочки, колосится рожь на гладких склонах базальтовых плит. Если лечь на краю поля, прижать лицо к холодной основе, можно услышать, как струится вода по крохотным, едва различимым трубочкам в базальте. Надрезать такую трубочку ножом — выступит прозрачная капля, ее можно слизать. Излюбленное детское развлечение. Хотя детей страшно ругают за такое — трубочки нельзя повреждать, они медленно срастаются, без них погибнет урожай.
— Мы живем в искусственном мире, который создан с неизвестными целями, — сказал король. — Условие, поставленное для его существования — наследник Первых Людей и Железной Горы должен сидеть на троне. Мир наш устроен очень компактно. Ты читала, конечно, про заморские страны?
— Да, но…
— …Но никто из ныне живущих там не бывал. Заморские путешественники — обманщики и шарлатаны. Наш мир гораздо меньше, чем принято считать. И очень экономный: больше трех детей от одних родителей не рождается никогда. Да и трое — редкий случай.
Король уронил перчатку себе под ноги.
— У меня была дочь, она родилась первой. Трагически погибла.
Янина ничего не знала об этом. Смутные какие-то слухи: то ли была принцесса, то ли ее придумали, то ли утонула, то ли упала с башни…
— Новин — мой второй ребенок. Третьего не будет. Мой ресурс, — он усмехнулся очень неприятно, — исчерпан. Знаешь, сколько мне лет?
— Сорок.
— Сорок один. Ты никогда не задумывалась о том, что людям отведено столько лет жизни, сколько нужно для исполнения жизненной задачи?
— Нет.
— Почитай переписи населения. Дольше всех живут мастера-ремесленники. Для них возраст — инструмент, они должны накопить умения и передать их. Умения, а не знания. Чуть меньше живут ученые и колдуны — они учителя, они должны засадить молодежь за книги и потом спросить урок. Женщины живут дольше мужчин — рожают, нянчат, потом передают опыт, как нянчить и рожать. Мужчины живут, пока есть силы работать. А короли умирают в тот момент, когда наследник входит в возраст. Когда их работа сделана, и камень получает свежую кровь.
— Вы точно сумасшедший, — сказала Янина с облегчением. — Вы маньяк.
— Да, разумеется. До следующего обряда осталось двенадцать месяцев. Если я умру завтра — у страны есть шанс получить новую кровь ко дню летнего солнцестояния.
— Кровь младенца?!
— Сопли, слюни, что угодно. Но младенец должен быть, пойми. Мальчик.
— Почему вы говорите о смерти?
— Мой отец умер в тридцать четыре. Ни один король не доживал до пятидесяти. Если бы Новин был нормальным здоровым юношей, я не говорил бы с тобой сейчас, Янина. И не просил бы тебя о том, о чем я прошу… Я женился по любви, зная, что род моей жены отягчен мутациями. Я надеялся, что любовь все искупит. Получилось наоборот: дочь погибла. Новин — идиот. У меня осталась одна надежда — ты.
Король остановился перед Яниной. Потом встал на колени.
Несколько дней подряд шли проливные дожди. Туманы, еще не холодные, но уже липкие и душные, как из погреба, стояли в низинах, заливали город и дотягивались до верхних этажей дворца.
Ранним утром, глухим, ватным, Янина вышла из комнаты принца на трясущихся ногах, и никого не было рядом. Ни воспитателя (она запретила ему показываться в покоях до утра). Ни слуг, ни стражников, ни Мышки, няньки-шпиона. Янина шла, держась за стену. За ней волочилась по полу теплая шаль, а в потной ладони она сжимала пригоршню пыли — все, что осталось от высохшего виноградного листка.
Принц уснул на своей кровати, низкой, без балдахина; во сне его лицо было спокойным, нормальным. Казалось, он сейчас откроет глаза, потянется и скажет, глядя ей в глаза прояснившимся синим взглядом: «Здравствуй, принцесса, теперь я здоров, ты расколдовала меня, мы будем жить долго и счастливо, потому что я люблю тебя, а ты… Можешь ли ты принять меня такого, каким я стал?»
Янине так хотелось этих слов, что она провела по светлым волосам, желая разбудить принца. Он чуть приоткрыл глаза, испугался спросонья, вскрикнул, но скоро успокоился, сказал «Инина» и заснул опять.
Тогда она встала, оделась в полумраке, накинула на плечи шаль и пошла к себе. В последний момент ее взгляд упал на высохший лист, неизвестно как оказавшийся у принца на подушке. Янина взяла его и судорожно сжала в кулаке.
Каким был бы этот мальчик, если бы его можно было «расколдовать»?
Очень нежным, это точно. Слабеньким. Но очень искренним.
В тот же день они ужинали с королем на вершине самой высокой башни. Был безветренный вечер, внизу расстилался город, поднимались тонкие дымы пекарен и кузниц, и крыши казались накрытыми сеткой — так много ласточек носилось над городом.