«Если», 2011 № 12
Шрифт:
Она кивнула. Наверняка это будет дракон… или даже квази-дракон. Все остальное неважно. Ее как будто забросили назад в пустое никуда, из которого она и появилась, но бессмысленно натренированную владению мечом и превращенную в создание, которым она теперь является…
Что-то стало шлепаться на ее чешую, оставляя расплывчатые серебристые дорожки, которые тут же принялся копировать ее камуфляж. После некоторого замешательства она осознала, что это слезы.
— Ты что-нибудь помнишь о своей прошлой жизни? — спросила Элли.
Бесс
— Медальон?
— Да, по-моему, это называется медальон. Ты знаешь о них?
— Ну конечно. У меня такой есть. А что внутри?
— Что значит — внутри?
Элли рассмеялась и положила свою ладошку на здоровенную латную перчатку Бесс.
— Ты и вправду только и знаешь, как убивать кого ни попадя, Бесс?
А потом объяснила, что медальон состоит из половинок, скрепленных на петлях: как-никак на этом острове можно было отыскать множество образчиков этой или любой другой безделушки. Однако главное, что чувствовала Бесс, было близкое присутствие человека и странное, но исключительно приятное ощущение руки, прикасавшейся к ее необыкновенной плоти.
Дело шло к вечеру. Рассветные певцы уже издали первые пробные крики, на которые щебетом отозвались птицы. Вопреки некогда популярной поговорке, покинуть Остров Мертвых оказалось намного проще, чем попасть на него, и скоро Элли вела Бесс назад к мраморным ступенькам, по которым они вошли, и вниз, в недра леса. Двигаясь меж колонн через кромешную тьму, Бесс вновь ощутила опасность этого места. Оно гораздо больше походило на обиталище чудовищ, нежели остров над ним. Но Элли вывела. Впереди показалась поляна.
— Придешь завтра?
— Да, — улыбнулась Элли. — Приду.
Бесс поплелась по луговой траве, уже искрившейся росой среди более темных пятен кровоцветков. С шипением открылся люк коляски. Она забралась внутрь и отстегнула меч. Отверстие скважины в центре алтаря кабины, которое, несомненно, скоро доставит ей новый приказ и, быть может, даже извинения за бесцельную трату времени, оставалось непроницаемо черным. Зашипела кормушка, и Бесс поела. Затем, уже собираясь улечься, вдруг вспомнила рассказ Элли о медальонах. Со смутным любопытством она открыла сундучок и вытащила из него украшение. После минутной борьбы половинки раскрылись.
Настало утро, и хотя для рассвета было еще слишком рано, Бесс уже стояла с мечом на сумеречной поляне рядом с коляской. Она тоже являла собой сумеречное существо — за этим следила ее броня. Но вот запели певцы зари. Вскоре от башни к башне разольется свет. А вот и Элли, выступающая из тени деревьев, бледная, словно очищенная ветка.
— Бесс, ты здесь! — Она едва ли не бежала. И почти смеялась. Наконец, сделала и то, и другое.
— Я же сказала, что буду, разве нет? — Голос Бесс был мягок, насколько только возможно для подобного существа. И печален. Элли замерла.
— Что случилось? — Они стояли в рассеивающихся сумерках в нескольких шагах друг от друга, рядом с проржавевшим жукообразным корпусом коляски. — Ты как будто другая.
— Я не изменилась, — прогромыхала Бесс. — Но я принесла тебе это. Возьми… — и она протянула медальон, поблескивавший и покачивавшийся на серебряной цепочке в ее грубой клешне.
— Та штука, о которой ты говорила… — Вид у Элли был озадаченный и нерешительный. — Медальон. Но это же… — она взяла вещицу в ладошку: там, где они стояли, набиравший силу свет вспыхнул розовым, — мой.
— Открой его.
Элли кивнула. Со всех сторон их окружали красные цветы. Серебро медальона отражало их цвет, который теперь казался кровавым. Пальчиками, гораздо более ловкими и легкими, чем когти Бесс, Элли быстро открыла вещицу. Тут же вспыхнула проекция — маленькая, но весьма изысканная: лица трех женщин. Те же, что парили в стойке из голографического стекла в мавзолее Даллы. Однако на этом портрете они выглядели настолько же счастливыми, насколько там — скорбными.
— Матери Даллы, — выдохнула Элли. — Это твоя вещь, Бесс. Но также и моя…
— Да.
Элли захлопнула медальон. Рассвет уже заливал их, и на фоне кровоцветков Элли была прекрасна — и в тоже время бледна, опасна и резко очерченна.
— Это ведь не может произойти по-настоящему, а? — прошептала она.
— Думаю, должно.
— Не сочиняй, Бесс. — Она почти улыбалась. — Ты уже вспомнила?..
— Нет, не совсем. Но теперь начинаю. Мне жаль, Элли.
— И мне тоже. Неужто мы не способны двинуться своей дорогой и жить собственной жизнью: тебе — воительницей, а мне — всего лишь собой? Мне вправду придется сделать это с тобой?
— Мы связаны, Элли. Мы чудовище — искажение в пространстве-времени. Наше единство — оскорбление реальности. Оно должно быть уничтожено, иначе прорвется еще более худшее. Раздельных путей нет.
Момент убийства близок. Бесс уже слышала ядовитое гудение лучевого пистолета. Она знала, что Элли быстра, но понимала и то, что применение любого оружия, будь то клинок или лазер, является завершающей частью процесса, который любая обученная воительница должна выявить задолго до наступления последнего мгновения. Но как, во имя всех интеллектов, ей сделать это, если Элли — она сама в юности?
И вот этот момент настал. Все часы упражнений и тренировок, все похвалы и брань имамесс словно столкнулись во вневременном миге и превратились в нечто смертоносное, точное и совершенное. Впервые за всю свою изломанную жизнь Бесс выполнила «Холодный шаг вовне» с абсолютным совершенством: она и клинок находились нигде и в нескольких местах одновременно. Элли была почти так же быстра. И с легкостью могла бы оказаться еще быстрее.
Но все-таки в скорости она уступила.
Или почти уступила.