Если бы Гитлер взял Москву

Шпаковский Вячеслав Олегович

Неужели Гитлер и его окружение настолько хорошо его изучили, что смогли заставить действовать подобно марионетке, играя на его, Сталина, слабостях и предпочтениях? А ведь они были, эти слабости и предпочтения, другое дело, что хороший политик никоим образом не должен открывать их перед другими.

Он вспомнил Ленина и его оголтелую англофобию. Вне всякого сомнения, что-то от нее перешло и лично к нему, к Сталину. Сейчас не так уж и важно, почему Ильич так не любил англичан и их пресловутый британский парламентаризм. Важно, что потом, в ходе переговоров в Рапалло с немцами, соглашение они подписали, в то время как все остальные на компромисс с ними не пошли. Может быть, все дело в этом? Может быть, из-за того, что мы сами

в то время были слабы и чисто инстинктивно тянулись к тем, кто слабее, чтобы с их помощью преподать урок национального возрождения тем же англичанам и американцам? Отсюда и эта преступная близорукость, и неоправданное доверие к тому, кто, в общем-то, так же как и он сам, плевать хотел на этих напыщенных западных демократов, погрязших в своих парламентских дебатах без начала и без конца.

Неужели же немцы сумели все это просчитать и теперь умело пользуются его же промахами? Сталин взял наугад один из документов, присланных ему для ознакомления с положением дел в действующей армии. Документ оказался копией приказа войскам 20-й армии № 7 от 8 июля. «Мелкие танковые подразделения (рота, взвод) во время наступления двигаются большей частью по дорогам, в колонне, один танк за другим. При встрече с противотанковой артиллерией обычно головной танк выводится из строя, а остальные… теряются, топчутся на месте и часто отходят назад… Встретив противотанковый рубеж или заграждение, танки пытаются атаковать их в лоб или отходят, не используя присущей им маневренности… и не ищут обходных путей. Отсутствует взаимодействие танков с пехотой и артиллерией. Артиллерия стреляет по площадям, а не по конкретным целям.

…Преступно обстоит дело с донесениями и информацией. Командиры частей и соединений находятся в танках, теряют свои рации для связи с вышестоящими штабами. Часто сведения о противнике… искажаются и перевираются. В тылу много… слухов… никто ничего не знает, один передает со слов другого. И никто за это не привлекается к суровой ответственности.

…Приказ об отрядах заграждения и наведения порядка в тылу не выполняется. Одиночные машины… без конкретной необходимости сотнями катают по дорогам, обгоняя друг друга и нарушая нормальное передвижение. Бойцы одиночками и целыми толпами бродят в тылу, не находя себе места».

В конце приказа командующий 20-й армией генерал-лейтенант Курочкин, член Военного совета корпусный комиссар Семеновский и генерал-майор, начальник штаба армии Корнеев требовали уничтожать противника, используя маневр и движение, навести жесткий порядок в тылу, который не давал бы места паникерам и дезертирам.

«Ага, значит, есть еще и те и другие, однако в самом приказе они о них не говорят, – поморщился Сталин, которому вначале деловой тон приказа и присутствующая в нем аналитичность даже понравились, – еще одна тройка любителей все замазывать».

Затем он опять повернулся лицом к карте и внимательно посмотрел на участок фронта, который обороняла 20-я армия. Да, много они таким образом не навоюют. Нужны новые укрепленные рубежи между Ельней и Москвой, нужны новые свежие части из Сибири. Самое обидное заключалось в том, что Дальневосточную армию из Приморья забирать было ни в коем случае нельзя. Советский разведчик в Японии Рихард Зорге – «агент Рамзай», в свое время сообщивший день и час немецкого нападения на СССР, сейчас предупреждал о возможности японского удара на Дальнем Востоке.

Впрочем, пока все сообщения от начальника 1-го Главного управления НКГБ П. М. Фитина, немедленно докладывавшиеся Сталину в форме выписок, близких к тексту передаваемых шифровок, обнадеживали. Например, одна из них содержала следующую информацию:

Сообщение из Токио от 7 июля 1941 г.:

«Как стало известно, японское правительство решило не предпринимать прямые военные действия против Сибири и вместо этого решено продвигаться на юг. С этой целью японские войска перебрасываются из северной части французского

Индокитая в южную. Подтягиваются войска и из других мест. Одновременно правительство решило созвать в ближайшее время чрезвычайную сессию парламента. Источник указывает, что среди депутатов парламента 70 % стоят за продвижение на юг и только 30 % – за продвижение на север. Источник добавил, что как бы японцы ни хотели начать движение на север, они понимают, что для этого нужно не менее 2–3 месяцев подготовки».

Сообщение из Токио от 10 июля 1941 г.:

«По нашим сведениям, японский флот, стоявший на рейде в портах Иокагама и Иокосука, 7 июля с.г. почти весь снялся с якоря и направился в южные порты. Офицеры флота в разговоре между собой говорили, что сейчас самое благоприятное время для нападения на страны южных морей, так как СССР занят войной с Германией».

Дополнение к сообщению от 10 июля 1941 г.:

«В Японии проводится секретная мобилизация. Берут молодежь, так как старые кадры устали и заявляют: «Мы воевали 4 года, а флот жирок накапливал. Теперь пусть он воюет».

Флот до последнего корабля ушел на юг, но куда – неизвестно. «Вот так – неизвестно! – подумал, глядя на бумагу, Сталин. – А это значит, что нужно продолжать ждать!»

Ждать новых сообщений разведки, ждать новых подкреплений и осенней распутицы. Ждать, когда немцы вновь возобновят наступление на Москву, потому, что только здесь, под ее древними стенами, у РККА был реальный шанс остановить и уничтожить зарвавшегося агрессора!

С другой стороны, нужно незамедлительно поднять дисциплину! Нельзя воевать, если твои собственные солдаты бродят в тылу кому куда заблагорассудится, сеют панические слухи и бросают вверенное им оружие. Сталин вспомнил совсем недавно поступивший к нему доклад о том, что, например, только лишь одна 97-я стрелковая дивизия на Юго-Западном фронте, невзирая на расстрелы паникеров непосредственно на поле боя, с 6 по 8 августа трижды неорганизованно отходила назад и потеряла при этом до 80 процентов личного состава и практически всю свою матчасть. «Так не годится! – решил Сталин и, вызвав дежурного стенографиста, принялся ему диктовать, тщательно взвешивая каждое слово и мерно расхаживая по кабинету вперед-назад: – Приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии за номером 270 от… – тут он перевел взгляд на часы, – от 16 августа 1941 года».

В соответствии с этим приказом бойцы и командиры Красной Армии, оказавшиеся в плену, все поголовно и невзирая ни на что, объявлялись изменниками Родины. Их семьи должны были подвергаться репрессиям, а войска, не вышедшие из окружения, – бомбежке советской авиацией.

Виновные в самовольном оставлении позиций могли быть расстреляны на месте своего преступления и, уж во всяком случае, подлежали суду военного трибунала со всеми вытекающими из этого последствиями.

«Они мнэ еще за это спасибо скажут, – произнес про себя Верховный, когда стенографист пошел распечатывать этот приказ. – Иван Грозный и Петр Первый нэредко поступали очень жестоко, однако народ их все равно потом оправдал, поскольку их действия сохранили Россию. В условиях войны на уничтожение мы также будем уничтожать и трусов, и предателей».

* * *

23 августа ранним утром 56-й танковый корпус вермахта занимал рубеж наступления к югу от озера Ильмень. Приблизительно в десяти километрах к северу 6-я танковая и 3-я моторизованная дивизии выдвигались к Крестцу на главной автомагистрали Ленинград–Москва. Примерно на таком же расстоянии южнее танковая дивизия «Мертвая голова» прикрывала южный фланг корпуса от возможного удара сильных вражеских формирований на линии Демянск – озеро Селигер.

Продвижение вперед было медленным, но устойчивым, причем главную трудность представлял отнюдь не противник, а рельеф местности, хотя русские изо всех сил пытались как-то заполнить разрыв, образовавшийся после недавнего разгрома их 34-й армии.