"Если бы не сталинские репрессии!". Как Вождь спас СССР.
Шрифт:
Ситуация под Львовом оставалась напряженной, но даже при таком положении бывший царский полковник С. С. Каменев расценивал обстановку на варшавском направлении более трезво, чем бывший подпоручик Тухачевский. Видимо, у Главкома уже появились опасения за успех дела на севере. Накануне, 11 августа, он послал Егорову директиву о прекращении наступления на Львов и распорядился «в срочном порядке двинуть конную армию в направлении Замостье-Грубешев». Однако «по техническим причинам» (при передаче был искажен шифр) эта директива достигла штаба Юго-Западного фронта только 13 августа. И хотя Егоров и Берзин в этот же день отдали приказ о переподчинении
В ответе Главкому Егоров сообщал: «Доношу, что ваши приказы №... только что получены и расшифрованы. Причина запоздания выясняется. Армии Югзапфронта выполняют основную задачу овладения Львовом, Равва-Русская и втянуты уже в дело... Изменение основных задач армиям в данных условиях считаю уже невозможным». Сталин тоже возразил. Он реалистически оценивал ситуацию и после переговоров с Буденным, убедившись, что конники уже втянулись в боевые действия, телеграфировал Каменеву: «Ваша последняя директива без нужды опрокидывает сложившуюся группировку сил в районе этих армий, уже перешедших в наступление.
Директиву следовало бы дать либо три дня назад, когда Конармия стояла в резерве, либо позднее, по взятии Конармией района Львов. В настоящее время она только запутывает дело и неизбежно вызывает ненужную вредную заминку в делах. Ввиду этого я отказываюсь подписывать соответствующее распоряжение в развитие Вашей директивы»[14].
Однако Главком настаивал на исполнении своей директивы. Подчиняясь этому давлению, командующий фронтом Егоров 13-го числа отдал приказ о выводе Конармии из боя. Приказ Егорова подписал только член РВС Берзин. Воспротивился этому решению и Буденный. Маршал пишет в воспоминаниях, что в этот же день, 13 августа, «разговаривая по прямому проводу с командующим Западным фронтом», он указал на предшествовавшую безуспешность попыток Главкома вывести конармейцев из боя и «заявил, что Конармия и сейчас стоит перед стеной пехоты, которую ей до сих пор не удалось сокрушить».
Примечательно и то, что в этот день и Тухачевский не стал настаивать на форсировании выполнения намерения привлечь буденовцев к операции под Варшавой. Что это — просчет? Проявление безволия? Или он все-таки не имел строго продуманного плана своей операции? Видимо, и то, и другое, и третье. Увлекшись, как ему казалось, победоносным наступлением к польской столице, он «забыл» о Первой конной. Он «вспомнил» о ней лишь 16 августа, когда под Варшавой его частям стало жарко.
Только в этот день, на правах командующего фронтом, Тухачевский наконец-то направил директиву о выводе 1-й Конной армии из боя и сосредоточении ее в районе Владимира-Волынского для удара в люблинском направлении. Но в этот момент такая задача стала еще более невыполнимой, чем пятью днями раньше. Тяжелые бои кавалеристов за Бугом продолжались до 20 августа. Сменить Конармию было некому.
Впрочем, идея использования в этот момент конницы с львовского участка фронта вообще была построена на песке. Буденный пишет: «физически невозможно было в течение одних суток выйти из боя и совершить стокилометровый марш, чтобы 20 августа сосредоточиться в указанном районе. А если бы это невозможное и произошло, то с выходом к Владимиру-Волынскому Конармия все равно «не смогла бы принять участие в операции против люблинской группировки противника, которая... действовала (значительно восточнее) в районе Бреста».
Казалось бы, все ясно. Но скажем больше: если бы Тухачевский действительно обладал полководческими талантами и предугадал возможный разворот событий, то и начинать Варшавскую операцию следовало бы не с действий на
Между тем гибель армий Западного фронта была уже предрешена. Операцию по захвату Варшавы войска Тухачевского развернули 13 августа. Командующий-вундеркинд оставался верен своим принципам: вести боевые действия, не заботясь о резервах. Он считал, что, обладая «моральным превосходством» и имея «против правого фланга польской основной группировки не менее 14... стрелковых дивизий и 3-й конный корпус», он одержит легкую победу.
Тухачевский продолжил наступление, но его план уже трещал по швам. Дело в том, что, начиная операцию, «гениальный стратег» пребывал в полной уверенности, будто бы почти вся польская армия находится в Варшаве и к северу от нее. Командующий фронтом ошибался. Это не соответствовало действительности. Кроме того, на этот раз поляки панически не бежали. Наоборот, уже на следующий день они перешли в наступление. Причем 14 августа его начала, по мнению Тухачевского, «слабейшая по числу единиц и слабейшая духом» 5-я польская армия, возглавляемая Сикорским. В ее составе числилось «четыре с половиной стрелковые и до двух дивизий кавалерии».
Против «слабой» армии поляков командующий Западным фронтом имел целых три армии. Рассчитывая сразу же разгромить Сикорского, Тухачевский отдал приказ своим «15-й и 3-й армиям на всем фронте встретить наступление противника решительным контрударом и отбросить его за реку Вкра; 4-й армии... всеми своими силами атаковать перешедшего в наступление противника во фланг и тыл в новогеоргиевском направлении из района Рационж-Дробин». Приказ был энергичным и риторически убедительным, но эпистолярной риторикой все и закончилось. Пожалуй, это был первый и последний приказ в начавшейся операции. Единственная попытка комфронта управлять боевыми действиями.
На деле все три армии Тухачевского не смогли разгромить «слабые» дивизии противника. Напротив, теперь инициатива оказалась в руках поляков. 5-я польская армия, «имея на фланге и в тылу у себя мощную (4-ю) армию (Тухачевского) из четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий, продолжала наступление против 3-й и 15-й армий» красных. Действия превосходящих сил Западного фронта оказались несогласованными и бестолковыми. Крушение плана Варшавской операции было предрешено, и этот исход стал закономерным. Дело состояло не в боевой неспособности войск красных.
«Войной» под Варшавой никто не руководил. Практически почти с первых часов начала сражений Тухачевский стал терять связь со своими армиями. Позже вундеркинд- подпоручик признавался, что со штабом 4-й армии он утратил связь еще 14-го числа, не восстановив ее до начала отступления. Не состоялся и мощный удар на севере, на который он так рассчитывал. В частях командующего Западным фронтом царили непонимание, растерянность и неразбериха. Об этом ярко свидетельствует сохранившаяся запись разговора между командующими армий Тухачевского.