Если можешь - беги
Шрифт:
Шитов поднял стакан, сделал глоток, протолкнул его вторым глотком в горло и захрустел огурцом. Потом спросил:
— А если все-таки я миллионы везу, тогда как?
Сазонов рассмеялся — пьяно и хрипло, от души:
— Так вот же я тебе совет и даю: спрячь эти миллионы… ну я говорил, куда… и сиди на них до самого Ванино. Сиди — и не дыши. Вот так! Уловил?
И Шитов, враз прикусив язык, ответил:
— Уло… ик!.. вил. — / Уловил, значит/.
А кухня уже плыла у Шитова в глазах, качалась лампочка под потолком, и куриным яйцом растекался по стене свет, оставляя на извести красно-желтые
Однажды в августе, на втором этаже недавно открытого «Сахинцентра», в кабинете генерального директора ЗАО «Блонд» Бориса Гарца встретились три человека.
Один из них, лет тридцати пяти, всего пару часов назад прилетел из Москвы, а потому был несколько вялым с дороги и неразговорчивым. Другой же гость, лысоватый толстячок в костюме-тройке, с золотыми запонками в рукавах модной кремовой рубашки в крупную розовую полоску, то и дело шутил, рассказывал какие-то истории… Впрочем, опытный Гарц за излишней болтливостью Фалеева(так звали толстячка)угадывал некоторую растерянность исполнительного директора СП «Посейдон», причем целиком относил это на счет прилетевшего из столицы Каратова.
В третий раз пригубив из стопки, но не выпив коньяк и наполовину, Гарц закурил и с минуту помолчал, собираясь с мыслями.
— Вчера я был в нашем рыбном департаменте, у Волкова, — начал он издалека. — Между прочим, узнал любопытные вещи. Вы знаете, сколько сахалинских предприятий «заколотило» в свои уставы добычу и переработку морепродуктов? Три тысячи! Каково?
— Тесновато становится у нас на острове, — заметил Фалеев. — Помню, когда я брался за рыбалку, нас всего десятка три было. Так ведь, Боря? А теперь, выходит, три тысячи? Скоро плюнуть будет некуда!
— Уже некуда, — сказал Гарц с нажимом. — Скоро дойдем до того, что будем ловить креветку поштучно, — и повернулся к Каратову. — Вот у тебя, Саша, четыре судна…
— Уже шесть, — поправил Каратов, с удовольствием заметив, как вытянулось лицо у Фалеева. — Мы еще два судна взяли у американцев.
Гарц быстро взглянул на Фалеева: ну и прыткий же этот москвич!
— Бербоут-чартер?
— Он самый. Дороговато, конечно, зато суда — первый сорт. У нас, в России, таких пока не строят.
— Так, шесть, значит…. Это — много, Саша. Много! — Гарц изящно стряхнул в морскую ракушку серебристый столбик пепла. — У тебя шесть, у меня четыре, да у Степаныча… Сколько там у тебя, Фалеев?
— Две единицы. Всего! И это у меня, коренного сахалинца!
— Две… — Продолжал Гарц все так же спокойно. — Ну, вот видите, друзья, уже двенадцать судов набирается. Двенадцать! Чтобы загрузить их работой, потребуется квота примерно в двадцать тысяч тонн. И это только минтай. А палтус, камбала, лосось, наконец? Я уж не говорю про краба, креветку…
— В последний раз мне всего три тонны креветки выделили, — с обидой ввернул Фалеев. — Три! А кое-кому, я знаю, тридцать разрешили ловить.
— Кое-кому — это мне? — голос у Каратова был спокойным, зато прищур — недобрым.
Фалеев пожал плечами:
— Все может быть… Ну а если это и так, то что? Хочешь сказать, я ошибаюсь?
Теперь Фалеев уже не улыбался и не шутил. Его чуть навыкате глаза в упор смотрели на Каратова. «Быстро же он заводится, — отметил Гарц. — А этому москвичу — хоть бы что! Сидит с таким видом, словно бы его это ничуть не касается…»
— Что же вы предлагаете? — подчеркнуто вежливо спросил Каратов, обращаясь к Гарцу. — Мне — вдвое сократить свой флот, или Фалееву — вдвое его увеличить?
— Ни то, ни другое, Саша.
Ого! Это было что-то интересное. Каратов откинулся в кресле, приготовился слушать, даже ногу за ногу заложил, — ни дать, ни взять американский бизнесмен на деловых переговорах. «Да ты хотя бы пару фраз по-английски сможешь связать?» — подумал Фалеев с неприязнью. Уточняем: да, смог бы. Каратов довольно бегло говорил по-английски, и это весьма облегчило ему общение с американцами там, в Сиэтле, куда он летал договариваться о рыбопромысловых судах по бербоут-чартеру.
— Что же вы предлагаете, Борис Моисеевич? — повторил Каратов.
— А вот что, — Гарц выдержал значительную паузу. — Я предлагаю тебе, Саша, серьезно подумать о будущем твоей фирмы.
— То есть?
— Пойми меня правильно… Наш губернатор — человек пришлый, и попал на остров, можно сказать, случайно. Сколько он еще здесь пробудет? Ну — год, ну два… И все! Потом он уедет к себе в Белокаменную, а мы, сахалинцы, останемся здесь, на острове. Ведь бежать-то нам — некуда!.. Понимаешь, что я имею в виду?
— Ну, предположим, — брови у Каратова сошлись на переносице. («А мальчик-то — нервничает!» — тотчас же отметил Гарц.) — Что вы хотите?
— Только одного: чтобы мы не мешали друг другу, — мягко сказал Гарц. — И чтобы мы в конце концов друг друга поняли.
Наступила долгая пауза.
— По-вашему, понять — значит, поделиться квотами. Так, Борис Моисеевич?
— Мы хотели бы не мешать друг другу, — уточнил Гарц. — Извини, но ты залезаешь местным рыбакам в карман. Надо быть немножко скромней, Саша!.. Кстати, извини за вопрос… Ты сколько уже на острове живешь?
— Это имеет какое-то значение?
— Ну как тебе сказать?.. — неожиданно голос у Гарца подернулся легкой грустью. — Вот я здесь с рождения живу. И эти места для себя родными считаю. В отличие от тех, кто приезжает сюда на сезон, другой — на заработки — и возвращается на материк, так ни черта и не поняв, что это за остров и какие здесь люди живут. Так-то, Саша!
Трое сидели молча. Каждый думал о своем.
Гарц вспомнил, как несколько дней назад ему позвонил давнишний знакомый — Малюгин, и предложил встретиться в каком-нибудь «неброском месте». Когда-то они оба работали на судах, принадлежавших Корсаковской базе океанического рыболовства, ходили в моря, потом их дороги разошлись. Гарц подался освобожденным профсоюзным деятелем в бассейновый комитет моряков, а Малюгин неожиданно исчез с горизонта и появился на Сахалине лишь в конце восьмидесятых, причем совершенно в неожиданном качестве. Бывшийстарпом за эти годы дослужился до звания капитана органов госбезопасности… Изредка они встречались, однако дальше привычного — «как жена, как дети?» — разговор не заходил.