Если она полюбит

Эдвардс Марк

— Все так плохо? — недоверчиво поинтересовался я.

Он усмехнулся:

— Нет, не всё. Есть и розовое: бледно-розовое — это любовь, а более насыщенный красный тон означает сексуальное желание.

Я кивнул.

— Но есть еще кое-что… Дух, который вас атакует, который приник к вам… Он вступил в общение со мной, и мне было видение. Вами обладает женщина, которая верит, что ее чувства — это самая настоящая любовь. Она действует согласно своим желаниям, а именно создает хаос, и склонна к обману.

Я пристально посмотрел на него. Не знаю, верил

ли Гарольд сам во всю эту чушь или был мошенником. Если второе, то что он может попытаться от меня получить? Вероятно, предложит продолжить встречи — скажем, для преодоления негативной энергии и изгнания темного духа, а вот тут и встанет вопрос о плате. И такая помощь будет стоить недешево. Мое состояние ему нетрудно было оценить. Ведь впервые я оказался здесь, интересуясь недавно умершей знакомой. А дальше все рассчитать довольно просто. Не нужно быть гением, чтобы угадать какие-то обстоятельства. Но если он и мошенник, то при этом гениальный актер, потому что вид у него был искренне встревоженный и потрясенный. А возможно, он и сам верит в то, что говорит…

— У вас к макушке прикреплен жгут, — сказал Гарольд, указывая на верхушку моей головы. — Через него из вас высасывают жизненную силу.

— И что делать? — спросил я негромко.

— Я должен перерезать этот канал. Это не так страшно, как звучит.

— Нет, — я не хотел, чтобы меня вовлекали в эти игры, напоминавшие манипуляции коммивояжера. — Я и вправду не верю во всё это.

Он быстро и резко посмотрел прямо мне в глаза.

— В таком случае могу посоветовать лишь одно: держитесь подальше от этой женщины.

Собака на ковре потянулась и зевнула, нарушив тревожную атмосферу.

— Мне пора идти, — сказал я, направившись к двери.

Он выглядел разочарованным и бросил мне вслед:

— Но вы ведь пришли сюда, чтобы спросить о чем-то?

Мне хотелось как можно скорее уйти и избавиться от этих странных ощущений и мыслей, наводнивших голову, так что я чуть было не забыл о цели своего визита.

— О, да. Конечно.

Я достал телефон и показал фотографию Чарли — она улыбалась, глядя в камеру.

— Это ваша подруга?

— Да, вы ее когда-нибудь здесь видели?

— Не знаю. Может быть, — он присмотрелся, а затем внезапно схватил меня за руку, пальцы у него были жесткие и острые. — Эта женщина… вокруг нее тоже темная аура. Она просто истекает из фотографии. Черно-красная, кроваво-красная. Она опасна, Эндрю, — он почти прошипел мне это в лицо, обдавая зловонным дыханием. — Опасна.

Я высвободил руку и потер место, за которое он меня держал. На меня накатил приступ клаустрофобии, раздражения, и возникло желание поскорее выйти на свежий воздух.

— Будьте осторожны, — произнес Гарольд, когда я уже переступал порог. — Пожалуйста. Будьте осторожны.

* * *

Прежде чем ехать домой, оставалось посетить еще одно место. Больницу Королевского колледжа, высившуюся на Денмарк-хилл, неподалеку от моей квартиры. Там когда-то

работала Чарли и там познакомилась с Фрэзером. Я вспомнил, что в новостях о нападении на Кристи упоминалось, что ее отправили именно в эту больницу. Прошла уже не одна неделя, но учитывая тяжесть травм, она должна была еще находиться на лечении.

В больнице я сразу ощутил привычное волнение, кроме того, поджимало время. Мне надо было сосредоточиться на том, что нужно выяснить до возвращения Чарли. Иначе я не смогу нормально вести себя с ней. Пока же меня продолжали одолевать вопросы и сомнения. Все казалось неопределенным.

Я не знал, в каком отделении может лежать Кристи, так что решил обратиться в справочное бюро в главном холле. Оттуда меня направили в отделение Брунеля, где занимались лицевой хирургией.

Путаясь в лабиринте коридоров, я спрашивал себя: согласится ли Кристи поговорить со мной? Позволят ли медики? Ведь я понятия не имел о ее состоянии и настроении, но надо было попытаться.

Наконец я добрался до отделения Брунеля и там поинтересовался, где находится Кристи Толка. Мне сказали: место тринадцать, и я молча возблагодарил бога, что пока мне везет. Темный дух, черт его дери!

Ее место оказалось за пластиковой занавеской, и оттуда были слышны приглушенные голоса. Язык, на котором говорили, был мне неизвестен. Вероятно, это был албанский.

— Извините, — я кашлянул и подошел ближе.

Занавеску отдернули, и я увидел молодую черноволосую женщину, которая взглянула на меня с подозрением. Тут же пожалел, что не купил цветы.

— Да? — спросила она.

— Я… эээ… я пришел к Кристи. — Из-за занавески и за спиной женщины не было видно человека на кровати.

— Кто вы?

— Меня зовут Эндрю Самнер. Кристи убиралась у меня, и я слышал о несчастье… теперь просто хотел узнать, как она.

И тогда я услышал голос Кристи — она сказала что-то на своем родном языке, обращаясь к женщине, — судя по всему, последнюю звали Дита. Та с видимой неохотой согласилась и кивком пригласила меня за занавеску.

Я едва не ахнул, увидев Кристи. Она полулежала-полусидела на кровати, опираясь на подушку спиной, а тонкое больничное одеяло прикрывало тело до ключиц. Вся правая сторона лица была скрыта повязкой, охватывавшей голову сверху и под подбородком. Через прорезь видны были губы. Только левая сторона лица и один уцелевший глаз были открыты.

Этот единственный глаз уставился на меня, и Кристи произнесла хрипловатым голосом:

— Привет.

— Привет, Кристи, — я старался говорить непринужденно и приветливо. — Как ты?

Она медленно моргнула, и мне стало стыдно.

— Ну а как вы думаете? — встряла Дита.

— Прости, — я повернулся к Кристи, которая взяла кружку и отпила немного сока через соломинку.

Было видно, что на столике рядом с ней нет цветов, и до меня дошло: как много знакомых у нее в Англии? Вернется ли она в Албанию после лечения? Мне трудно было представить, какое будущее ее ждет. В любом случае ее ждет бедность и страдание.