Если повезет
Шрифт:
— Ты, наверное, догадалась сама.
— Да. — Ее веки стали свинцовыми, тело окаменело. Лили едва могла пошевелить губами. С трудом выговаривая слова, она спросила: — И что теперь?
Суэйн мягким движением откинул с ее лица прядь волос.
— Ты просто уснешь, — шепнул он. Никогда еще в его голосе не было столько нежности.
Никакой боли. Это хорошо. Умирать в мучениях не хотелось.
— Это было по-настоящему? Хоть что-то было по-настоящему? — Или каждое прикосновение, каждый поцелуй были ложью?
Глаза Суэйна
— Все было по-настоящему.
— Тогда… — Ее мысли начали путаться, она потеряла нить и отчаянно пыталась, но не могла вспомнить, что хотела сказать. Что же это?.. Ах да! Вспомнила. Вот: — Ты… — Лили почти не могла говорить и уже совсем не различала Суэйна. Сглотнув комок в горле, она сделала над собой еще одно нечеловеческое усилие: — …поцелуешь меня, когда я усну?
Она не была уверена, но ей показалось, будто она услышала, как он сказал:
— Да.
Лили попыталась дотянуться до него рукой и дотянулась, но уже только мысленно. Желание коснуться его — последнее, что она запомнила.
Суэйн погладил ее по щеке, наблюдая за тем, как легкий ветерок играет ее волосами. Светлые пряди шевелились: они приподнимались, потом падали и снова поднимались словно живые. Он склонился над ней и поцеловал ее теплые губы, а потом еще Долго сидел, держа ее за руку.
Слезы жгли ему глаза. Будь проклят этот Фрэнк! Он не захотел ничего слушать, не захотел отклоняться от первоначального плана, и, если б Суэйн не согласился сделать это сам, он отправил бы вместо него еще кого-то.
Если б не такая закавыка, как «крот», которого еще предстояло вычислить, Суэйн высказал бы Фрэнку все, что он думает об этом задании. Но Блан передал ему запись, которую раздобыл на той неделе, когда готовился взрыв лаборатории, и по возвращении в Вашингтон Суэйн собирался этим заняться. Вчера во время разговора с Фрэнком он услышал, как Лили заворочалась в спальне, и потому не стал распространяться о подробностях, передал только самое главное — чем занимался доктор Джордано — и поспорил насчет Лили.
Суэйн отослал Крисулу пораньше: хотел подольше побыть с Лили, еще раз прижать ее к сердцу, еще раз заглянуть в ее поразительные глаза в момент страсти, еще раз ощутить тепло ее тела.
Теперь все кончено. Суэйн поцеловал ее в последний раз и потянулся за телефоном.
Вскоре над склоном горы послышался звук вертолета, который трудно с чем-либо спутать. Вертолет приземлился на плоскую площадку совсем рядом с террасой, и оттуда появились трое мужчин и женщина. Они действовали профессионально — молча, без лишних движений заворачивали Лили, подготавливая ее к перелету. Наконец послышалась команда одного из мужчин: «Грузим» — и Суэйн тут же на него накинулся.
— Не смей! — свирепо заорал он. — Не смей говорить о ней как о вещи! Это женщина, а не вещь. И она герой, черт возьми! Если ты не будешь обращаться с ней как подобает, я разорву тебя на части!
Мужчина оторопело уставился на него.
— Конечно, старик. Я не имел в виду ничего такого.
Суэйн сжал кулак.
— Я знаю. Просто… продолжайте.
Несколько минут спустя вертолет оторвался от земли. Суэйн стоял, провожая его взглядом, пока от него не осталась только черная точка. Потом с застывшим, ничего не выражающим лицом он повернулся и направился в дом.
Эпилог
Шесть месяцев спустя
Лили шла по коридору в кабинет врача, как она надеялась, в последний раз. Шести месяцев интенсивного депрограммирования, лечения и консультаций оказалось достаточно. Очнувшись и обнаружив, что она не свободна, Лили пришла в бешенство, но потом, успокоившись, даже почувствовала благодарность за выпавший ей во второй раз шанс выжить и сама стала по мере возможности помогать врачам. Теперь она была вполне готова к выписке.
Шесть месяцев ушли не только на терапию. Лили сделали операцию на сердечном клапане, и восстановление, разумеется, потребовало времени — более двух месяцев. Сейчас она чувствовала себя вполне здоровой, но первые несколько недель после операции дались ей тяжело, хотя хирург-кардиолог использовал наиболее щадящую технику. Любая операция на сердце требует его временной остановки, и Лили подключали к аппарату «сердце-легкие». Слава Богу, все уже позади, но здоровье Лили все еще требовало к себе внимания.
Доктор Шей совсем не соответствовала представлениям Лили о типичном психиатре, если допустить, что существует какой-то определенный тип таких врачей. Это была маленькая круглолицая женщина, этакий жизнерадостный эльф с добрейшими глазами. Лили кого угодно готова была бы убить за нее и отчасти именно по этой причине все еще оставалась в клинике.
Лили и прежде не давали покоя навязчивые мысли о том, сможет ли она когда-нибудь адаптироваться к нормальной жизни, а назначенное доктором Шей лечение подтвердило, что ее состояние еще очень далеко от нормального. Если бы не все эти тесты, которые Лили пришлось пройти, она и представить бы не могла, насколько силен в ней импульс убивать. В любой конфронтации (и всегда!) это было ее первой реакцией. Именно поэтому она на протяжении долгих лет подсознательно избегала любых столкновений с людьми, опасаясь, что не сумеет сдержаться.
Лили потребовалась большая работа над собой и не одно занятие с доктором Шей, пока она не научилась усмирять в себе злость и боль. Горе — страшная вещь, но одиночество, на которое обрекла себя Лили, еще более подорвало ее психику. Она нуждалась в человеческом общении, в общении с близкими и, с одобрения доктора Шей, несколько недель назад, собравшись с духом, позвонила матери. Обе рыдали во время разговора, но потом Лили ощутила несказанное облегчение, восстановив связь со своим прошлым.