Если вы дадите отцу-одиночке няню

Айнерсон Энн

Когда я оглядываюсь на Марлоу, то с тревогой вижу, что по ее лицу текут слезы.

— В чем дело? Почему ты плачешь? — Я вытираю слезу подушечкой большого пальца. — Я не хотел тебя расстраивать.

Я начинаю отдергивать руку, но Марлоу тянется, чтобы прижать ее к своей щеке и поцеловать мою ладонь.

— Я в порядке, обещаю. — Она утешительно улыбается мне. — Ты через многое прошел, и все же ты отложил это в сторону, чтобы обеспечить Лоле лучшее, что может предложить жизнь. Я серьезно говорю, что лучшего отца ей не найти.

— Спасибо.

Моя

грудь напряглась.

Замечание Марлоу находит во мне отклик, о котором она, возможно, не догадывается. Я не говорил ей, что в последнее время меня мучило чувство вины за то, что я недостаточно забочусь о Лоле, и ее слова задели меня за живое.

Даже когда она чувствует себя хуже всех, она быстро приходит мне на помощь. Учитывая наше прошлое общение, у нее есть все основания затаить на меня обиду, но она этого не делает.

Ее доброта и заботливость — одна из причин, по которой мне чертовски трудно держать дистанцию, хотя так будет лучше для нас обоих.

Я глажу ее по щеке, проводя кончиками пальцев по ее челюсти, пока между нами царит молчание, напряжение между нами не ослабевает. Мой взгляд встречается со взглядом Марлоу, и я с трудом вспоминаю, почему мне не следует целовать ее прямо сейчас.

Она качает головой.

— Я видела этот взгляд раньше.

— Какой взгляд?

Я притворяюсь невинным.

— Тот, который бывает у тебя, когда ты раздумываешь над тем, что делать не следует.

— Ты думаешь, что так хорошо меня знаешь, да? — Спрашиваю я с игривой ухмылкой.

Она поднимает бровь.

— Я ошибаюсь?

— Честно? Нет. Я убеждал себя, что не должен целовать тебя снова. — Говорю я, глядя на ее рот.

Марлоу закрывает мне рот ладонью.

— Ты не можешь поцеловать меня прямо сейчас. — Говорит она.

— Почему?

— Потому что я больна, и меньше всего нам с Лолой нужно, чтобы ты заразился. Подозреваю, что ты будешь сложным пациентом, а я не хочу иметь дело с твоей сварливостью, когда ты целыми днями торчишь в постели.

Она вздрагивает при этой мысли.

Я тихо смеюсь. Она права. Когда я болею, у меня действительно есть склонность быть более раздражительным.

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб.

— Полагаю, пока что этого будет достаточно. Я хочу, чтобы ты знала, что ты мне нравишься, солнышко.

— Ты мне тоже нравишься, Дилан. — Пробормотала она.

Невысказанные слова задерживаются в воздухе.

Я не уверен, что нахожусь в том состоянии, когда могу решиться на отношения, а Марлоу не может гарантировать, что через полгода она все еще будет в Аспен Гроув. Мы находимся на разных этапах своей жизни, и если бы мы знали, что для нас хорошо, мы бы полностью отбросили наши чувства друг к другу и двигались дальше. Однако я не могу обещать, что если представится возможность снова поцеловать Марлоу, я ею не воспользуюсь.

Она одаривает меня сонной улыбкой, с трудом удерживая глаза открытыми.

— Почему бы нам не уложить тебя обратно в постель? — Предлагаю я. — Думаю, тебе не помешает

вздремнуть.

— Думаю, ты прав. — Соглашается она.

Я встаю с кровати, чтобы она могла забраться под одеяло. Как только она устроилась, я подоткнул ей его.

— Мне скоро нужно будет забрать Лолу из школы, но я заеду к тебе сегодня днем, чтобы проведать тебя, хорошо? А пока позвони мне, если тебе что-то понадобится.

Она кладет руку мне на предплечье.

— Спасибо, Дилан, за все — за суп, за уборку дома, за мытье волос. Я очень ценю это. — Серьезно говорит она. — Но ни на секунду не думай, что тебе сошло с рук то, что ты пытаешься дрессировать мою собаку по методу Цезаря Миллиана. — Она протягивает руку, когда я открываю рот, чтобы что-то сказать. — Мы поговорим об этом, когда я буду в состоянии выиграть спор.

Я смеюсь над ее шуткой.

— Ты поняла, солнышко. А теперь поспи немного.

Наклоняюсь и еще раз целую ее в лоб, после чего выключаю прикроватную лампу.

Когда я выхожу из ее комнаты, мне приходит в голову, что я ни разу не проверял свою рабочую почту с тех пор, как оказался здесь. И, что удивительно, мне не хотелось этого делать.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Когда я вхожу в «Brew-Haven» меня встречает аромат свежемолотых кофейных зерен и поджаристой выпечки. Здесь проходит еженедельный воскресный бранч, поэтому в заведении царит оживление и полно посетителей, жаждущих получить порцию кофе и сытно поесть.

Я замечаю Квинн и Энди, которые машут мне из нашей привычной кабинки в дальнем углу.

С тех пор как я переехала в Аспен Гроув, мы регулярно приходим сюда по выходным, но уже давно не собирались все вместе. Я с нетерпением жду возможности пообщаться с Энди. А вот допроса, который, как я подозреваю, запланировала Квинн, — не очень.

С момента нашего последнего разговора у нас не было особых новостей, если не считать того, что Дилан приходил ко мне домой в пятницу. Забрав Лолу из школы, он заглянул ко мне во второй раз после обеда. Он принес мне обед и взял Ваффлза на очередную прогулку. После сна у меня хватило сил дойти до ванной и обратно, и я убедила его, что могу остаться одна.

Мы с Диланом обменялись несколькими сообщениями, но я была кратка, не желая вмешиваться в его планы на выходные. Джоанна и Майк вернулись в город, поэтому он и Лола провели вчерашний день у них дома.

Но это не значит, что я не думала о нем. Воспоминания наводнили мои мысли о том, как его руки массировали мою кожу головы, а он смотрел на меня полным вожделения взглядом. Я хотела лишь попросить его присоединиться ко мне в ванне, и единственное, что меня останавливало, — это тошнота.