Эсминцы. Коса смерти
Шрифт:
Много лет занимаясь изучением обстановки на Прибалтийском театре военных действий для написания серьезного исторического аналитического научного труда по заказу Военной академии, все сведения Александр Евгеньевич знал не понаслышке и не из интернета, а из первоисточников, из документов, многие из которых даже в начале двадцать первого века оставались секретными. И вот сейчас все изученные сведения удивительным образом всплывали из памяти в мельчайших подробностях, стоило только начать работать с картой. Его молодой мозг выдавал мысли четко и ясно, а память была почти фотографической. И удивительное дело,
Часа через два в коридоре послышались шаги. И шел не один человек. У Александра екнуло сердце. Ну вот, его уже идут арестовывать. Ключ в замке медленно повернулся. Но на пороге, к счастью, появился не наряд НКВД, а опять же, дядя в компании отца, одетого по форме с тремя ромбами в петлицах и большими красными звездами на рукавах кителя.
Первым делом вошедшие взглянули на карту и описания к ней. И остолбенели. На карте уже были обозначены не только дислокация кораблей и все береговые батареи с точными координатами, но и все оперативные штабы немцев и финнов. В данный момент Александр рисовал вражеские аэродромы и в описании к каждому указывал количество и типы самолетов, а также структуру ПВО и наличие материально-технических средств. Война еще и не началась, но ее туман уже начал рассеиваться, обнажая все нюансы вражеского оборонительно-наступательного комплекса.
– Ну ты, сынуля, и даешь! – осмотрев карту, воскликнул отец.
– Женя, такие сведения только генерал или адмирал могут знать. Да и то вряд ли, чтобы сразу по всем родам войск. А планы развертывания есть только в главных штабах. Только сомневаюсь, что уж настолько подробнейшие. Это сведения на уровне генерального штаба, не меньше. Просто невероятно.
– Так и оперативную обстановку по дням я нарисую со всеми описаниями. Дайте только пару дней, – вставил свое слово Саша.
– А ты говоришь, что приснилось ему, – сказал отец дяде.
– Просто другого логического объяснения, откуда у него эти сведения, не существует. Ну, не подкинули же нам через него дезинформацию немцы или финны? Надо проверять, конечно. Но только дезинформация тогда уж очень больших масштабов получается, что невероятно не менее, чем сами эти сведения. Так что я настаиваю, что ему просто приснилось. Осенило, так сказать, – проговорил дядя Игорь.
Александр, между тем, закончил с аэродромами и перешел к исходной дислокации немецких танковых групп. А отец с дядей продолжали обсуждать его работу и даже подшучивать над ним, так, как будто его самого здесь и не было. Им казалось странным и то, что он умеет так аккуратно и точно чертить условные обозначения и делать к ним систематизированные описания.
В конце концов, он не выдержал и сказал:
– Вообще-то, я по последнему месту службы начальник военно-морского архива.
– А я думал, что ты на эсминце служил, – рассмеялся отец.
– Да, снова стал лейтенантом на эсминце, после того, как умер. Не знаю, почему так получилось, но вот получилось. Умер я, но живу дальше, опять с молодости, – проговорил Александр.
– И от чего умер? – поинтересовался отец.
– Сердце подвело. Инфаркт случился, когда внуку про войну эту проклятую рассказывал, – ответил Александр.
–
– Даже не знаю, кто здесь больше мертвец, – признался Александр.
– В каком смысле? – насторожился отец.
– А в таком, что эту войну пережил из всей семьи только я. И потому у меня свой собственный счет к врагам. Кровная месть, – сказал Саша.
– Расскажи, – попросил отец.
Александр рассказал пока очень коротко, без подробностей. Отец и дядя были ошарашены. Они долго пребывали в задумчивости, лишь нервно теребили свои фуражки.
– Я не понимаю, это что же, в будущем, получается, такую машину времени изобрели, что человек, умирая, опять начинает жить где-то в прошлом? – нарушил неловкое молчание дядя.
– Это не машина времени, а явление попаданчества. А я получаюсь попаданцем в свое собственное тело, – объяснил Александр, как есть.
– И что это за явление такое?
– Попаданчество – это, дядя Игорь, когда кто-нибудь куда-нибудь неожиданно попадает и дальше вынужден существовать там, куда попал. Вот я умер и попал сюда, сам в себя. А другой кто-нибудь, например, умер или впал в кому и попал в тело Наполеона или царя Ивана Грозного, или в Юлия Цезаря, да хоть в Емелю из сказки. Или даже попал на другую планету в тело какого-нибудь разумного слона. Неважно, куда попал, главное, что раз попал, значит, стал попаданцем, – поведал Саша.
– Получается, что у вас там, в будущем, это, так называемое, явление попаданчества довольно-таки распространенное? – не понял дядя.
– Ну, если считать, что на эту тему, начиная с последней трети двадцатого века, выпущены миллионы книг, то да, наверное, очень даже распространенное явление, раз об этом столько пишут. Дыма ведь без огня не бывает! Но я раньше в наличие такого явления абсолютно не верил. Пока вот теперь на себе не испытал, – сказал Саша.
– Ну, и в каком звании ты там в отставку вышел, сынуля? – спросил отец.
– До капраза дослужился, – поведал Александр.
– Не сильно и преуспел на службе, получается, – констатировал отец, комиссарское звание которого соответствовало генерал-лейтенанту.
– Может, и до контр-адмирала дотянул бы, вот только флот и комсостав сокращать стали и резать на металл корабли. И какие корабли! Не чета нынешним. Великолепные океанские эсминцы размером побольше крейсера «Киров» и крейсера ракетные, которые больше нынешних линкоров, на металлолом раздербанили! Вот бы их сюда сейчас. Да мы бы за пару часов Германию раскатали в пыль! Долбанули бы с ракетных крейсеров и с подлодок ядрен-батонами так, что пепел бы один от Гитлера остался. Да что там от Гитлера, от всего Берлина сразу и от всех их баз! – выпалил Саша.
– А чего это у вас там такой бардак на флоте творился, что годные корабли списали? И что это за батон такой ядреный? – поинтересовался дядя.
– Да там у нас вообще все разваливаться начало. Потому что люди измельчали и стали жить только собственными шкурными интересами, а на страну им стало наплевать. Управляли кое-как, служили и работали тоже кое-как, а воровать стали все, что плохо лежало. Вот бардак потихоньку и начался уже лет через пятнадцать после этой войны, а страна развалилась постепенно к концу века.