Есть ли душа у животных?
Шрифт:
В конце 1-й части упоминался св. Павел как защитник бессмертия всякого животного творения. К счастью, это утверждение не из тех, которыми христиане могут пренебречь как «богохульными и еретическими интерпретациями святого писания группой атеистов и свободомыслящих». Если бы каждое из в высшей степени глубоких и мудрых слов апостола Павла – посвященного в той мере, в какой он мог быть таковым – было понято столь же ясно, как и те отрывки, которые относятся к животным! Ибо тогда было бы показано, что неразрушимость материи, о которой говорит материалистическая наука; закон вечной эволюции, резко отрицаемый церковью; вездесущность Единой Жизни, или единства Единого Элемента и его наличие во всей природе, как это проповедуется эзотерической философией, и тайный смысл послания к римлянам св. Павла (7:18–23), – все это, очевидно, одно и то же. Поистине, что еще мог иметь ввиду этот великий исторический персонаж, столь явно пропитанный неоплатонической александрийской философией, говоря то, что я расшифровываю и комментирую в духе оккультизма, чтобы дать более ясное понимание моих взглядов?
Апостол начинает, говоря (Рим. 8:16,17): «Сей Самый Дух (Параматма) свидетельствует духу нашему (атман),
Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас (стих 18).
Под «славой» мы имеем ввиду не «новый Иерусалим», символическое представление будущего в каббалистическом Откровении св. Иоанна, но девачанские периоды и серии рождений в последовательных расах, когда после каждого нового перерождения мы будем обнаруживать себя выше и совершеннее как физически, так и духовно, и когда в конце концов мы все действительно станем «сыновьями» и «детьми» Бога при «последнем воскрешении», назовут ли его люди христианским, нирваническим или парабрахмическим, поскольку все это одно и то же. Так как воистину:
Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих (стих 19).
Под тварью здесь имеется ввиду животное, как это будет показано далее исходя из авторитета св. Иоанна Златоуста. Но кто эти «сыны Бога», появления которых страстно желают все твари? Являются ли они «сыновьями Бога», с которыми «пришел также Сатана» (см. кн. Иова), или это «семь ангелов» из Откровения? Имеют ли они отношение только к христианам, или же к «сынам Бога» по всему миру? [28] Такое появление обещается в конце каждой манвантары, [29] или мирового периода, писаниями каждой великой религии, и хранится в эзотерических интерпретациях всех их, но наиболее ясно – в Ведах. Ибо здесь говорится, что в конце каждой манвантары наступает пралайя, или разрушение мира – лишь одно из которых известно христианам и ожидается ими, – когда будут оставлены сишты, или останки, семь риши и один воин, а также все семена для будущей «приливной волны следующего цикла». [30] Но главное, чем мы сейчас заняты, состоит не в том, чтобы показать, какая из теорий, христианская или индуистская, более верная; но в том, чтобы доказать, что брамины, которые учат, что семена всех существ сохраняются, несмотря на периодическое полное разрушение всех видимых вещей, вместе с «сыновьями Бога», или риши, которые должны проявить себя для будущего человечества, – говорят не больше и не меньше того, что проповедует сам св. Павел. Оба учения рассматривают жизнь животных с надеждой на новое рождение и переход в более совершенное состояние, когда каждая тварь, которая сейчас «ожидает», будет радоваться «появлению сынов Божиих». Как объясняет св. Павел:
28
См. «Изиду», том I.
29
То, что на самом деле подразумевалось под «сынами Бога» в древности, сейчас полностью раскрывается в 1-й части «Тайной Доктрины», в разделе «Архаический период».
30
Эта версия настолько же ортодоксально индуистская, сколь и эзотерическая. В своей лекции в Бангалоре «Что такое индуистская религия» Деван Бахадур Рагхунат Рао, из Мадраса, говорит: «В конце каждой манвантары происходит уничтожение мира, но один воин, семь риши и семена избегают разрушения. Им Бог (или Брахм) сообщает основной Закон, или Веды… как только начинается манвантара, эти законы оглашаются и становятся обязательными… до конца этой манвантары. Эти восемь называются сиштами, или останками, поскольку только они остаются после разрушения всего остального. Их действие и наставление известно поэтому как «Сиштакар». Они обозначаются также «Садакхар», поскольку такие действия и наставления – это единственное, что существует всегда».
«Сама [ipsa] тварь освобождена будет от рабства тления», то есть можно сказать, что зародыш, или неразрушимая душа животного, которая не достигла Девачана, пребывая в элементарном или животном состоянии, будет переходить в более высокую форму вместе с человеком, достигая еще более высоких состояний и форм, и как человек, так и животное, достигая «свободу славы» детей Божиих (стих 21).
Эта «свобода славы» может быть достигнута только путем эволюции, или кармического прогресса всех живых существ. Бессловесное животное, развившееся из наполовину чувствительного растения, постепенно превращается в человека, духа, Бога – et seq. и ad infinitum [и так далее, и до бесконечности]! Ибо св. Павел говорит:
Мы знаем [ «мы», посвященные], что вся тварь (omnis creatura или животное в Вульгате) совокупно стенает и мучится [при рождении ребенка] доныне [31] (стих 22).
Это прямое признание того, что человек и животное уравнены между собой на земле в том, что касается страдания, и в своих эволюционных усилиях достигнуть цели в соответствии с кармическим законом. «Доныне» – означает до пятой расы. Чтобы сделать это еще более ясным, великий христианский посвященный дает следующее объяснение:
31
«…ingemiscit et parturit usque adhuc» в оригинальном латинском переводе.
Не только она [тварь], но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела
Да, это мы, люди, «имеющие начаток Духа», или прямой парабрахмический свет, нашу атму, или седьмой принцип, благодаря усовершенствованию нашего пятого принципа (манаса), который гораздо менее развит у животного. Как компенсация этого, их карма, однако, гораздо легче, чем наша. Но это не является основанием для того, чтобы они не могли однажды достигнуть того усовершенствования, которое дает полностью развитому человеку форму дхиан когана.
Ничто не может быть более ясным – даже для несведущего, непосвященного критика – чем эти слова великого апостола, независимо от того, интерпретируем ли мы их в духе эзотерической философии, или средневековой схоластики. Надежда на искупление или переживание духовной сущности, освобожденной от «рабства тления», или от ряда временных материальных форм, существует для всех живых существ, а не только для одного человека.
Но нельзя ожидать от «образца» для животных, как известно, неоднозначного, что он легко согласился бы разделить свои надежды со своим домашним скотом и домашней птицей. Знаменитый комментатор Библии, Корнелий Лапид, впервые отметил и обвинил своих предшественников в том, что они сознательно сделали все возможное, чтобы избежать применение понятия creatura к низшим созданиям в этом мире. Мы узнаем у него, что св. Григорий Нисский, Ориген и св. Кирилл (вероятно, единственный, кто отказывался видеть человеческое существо в Ипатии и обращался с ней так, как если бы она была диким животным) настаивали на том, что слово creatura в цитированных выше стихах применялось апостолом просто к ангелам! Но, как отмечает Корнелий, обращаясь за поддержкой к св. Фоме, «это мнение является слишком искаженным и произвольным (distorta et violenta); кроме того, оно обесценивается тем фактом, что ангелы как таковые уже освобождены от рабства тления». Не более удачно и предложение св. Августина, ибо он выдвигает странную гипотезу, что «существа», о которых говорит св. Павел, это «неверные и еретики» всех времен! Корнелий возражает против уважаемого отца церкви так же хладнокровно, как и против его более ранних святых собратьев. «Ибо», – говорит он, – «в цитируемом тексте те создания, о которых говорит апостол – это безусловно создания, отличные от людей: и не только они, но и мы сами отличны от них; и тогда это означает не освобождение от греха, но освобождение от грядущей смерти». [32] Но даже храбрый Корнелий в конце концов пугается общего сопротивления и решает, что термином «создания» св. Павел мог обозначать – как утверждают св. Амвросий, св. Илларион и другие – элементы (!!), то есть солнце, луну, звезды, землю, и т. д., и т. п.
32
Корнелий, I. IX, стр. 114.
К сожалению для святых мыслителей и схоластиков, и к счастью для животных, – если вообще бывает польза от полемики, – их взгляды были опровергнуты еще более великим мыслителем, чем они сами. Это – св. Иоанн Златоуст, упоминавшийся выше, которого, по утверждению епископа Прокла, бывшего его секретарем, особенно высоко почитает римско-католическая церковь. На самом деле, св. Иоанн Златоуст был «медиумом», если такое светское в наши дни слово можно употребить в отношении святого, апостола «для язычников». В отношении своих комментариев к посланиям св. Павла, св. Иоанн ведет себя так, как если бы он был непосредственно вдохновлен самим апостолом, другими словами, как если бы он написал свои комментарии под диктовку св. Павла. Вот что мы читаем в этих комментариях к 3-ей главе Послания к Римлянам.
«Мы должны постоянно страдать из-за промедления в нашем исходе (смерти); ибо, как сказал апостол, если существо, лишенное разума (mente, а не anima, то есть «души») и речи (nam si hoec creatura mente et verbo carens), страдает и ожидает, тем больше стыд для нас, если мы не делаем так». [33]
К сожалению, мы так и поступаем, и ведем себя исключительно бесславно в этом желании исхода в неизвестные земли. Если бы люди изучали древние тексты всех народов и толковали бы их значение в свете эзотерической философии, то не осталось бы того, кому бы не удалось стать безразличным по отношению к смерти, если не перестать вообще бояться ее. Тогда мы нашли бы более полезный способ использования времени, которое мы проводим на этой земле, спокойно подготавливая себя к будущему рождению путем накопления доброй кармы. Но человек является софистом по своей природе. И даже после знакомства с мнением св. Иоанна Златоуста – человека, который ставит вопрос о бессмертной душе животных, или мог бы, во всяком случае, поставить его в сознании каждого христианина, – мы опасаемся, что бедные бессловесные животные не много выиграют благодаря этому уроку. Действительно, изощренный казуист, осужденный своими собственными словами, может сказать нам, что какова бы ни была природа души у животного, он все же совершает благо и делает похвальный поступок, убивая бедное животное, поскольку таким образом он кладет конец его «страданиям о промедлении с исходом» в вечную славу.
33
«Homelie» XIV, «О Послании к Римлянам».
Автор не настолько прост, чтобы воображать, будто весь Британский музей, заполненный трактатами, направленными против мясной диеты, мог бы хотя бы в малейшей степени остановить цивилизованные нации от того, чтобы они культивировали бойни, или заставить их отказаться от своего бифштекса и рождественского гуся. Но если эти скромные строки позволили бы кому-либо из читателей осознать истинное значение благородных слов св. Павла, и таким образом всерьез обратить свои мысли ко всем ужасам вивисекции, тогда автор получил бы удовлетворение. Ибо поистине, когда мир убедится (и невозможно избежать того, чтобы однажды он не пришел к такому убеждению) в том, что животные – такие же вечные существа, как и мы сами, тогда возникнет волна проклятий и угроз со стороны общества против вивисекции и других мучений, ежедневно совершаемых над бедными животными, и это заставит все правительства положить конец этой варварской и постыдной практике.