Эта сильная слабая женщина
Шрифт:
— От работы лошади дохнут, и пусть трактор работает, он железный, к тому же, если работа мешает отдыхать, ну ее к ляду, работу. И вообще, еще не известно, может, мне ваша суета не по душе, найдем что получше. Это чего будет?.. Скажи на милость, кораб! А я думал, такая большая консервная банка…
Смирнов поглядел на него долгим, пристальным взглядом, и парень перестал хорохориться: видимо, струхнул, а может, прежде был наслышан, что бригадир — мужик с характером и лучше с ним не связываться. Как бы там ни было, работать пошел.
Ну и возни было с Шатуриным. Из школы сообщают: «Перестал ходить на занятия, в чем дело?» Смирнов — к Шатурину, тот популярно растолковывает бригадиру, что учиться ему осатанело, ну его к лешему, этот шестой класс, и без него прожить можно. Живет же он, бригадир то есть, со своим не ахти каким образованием?..
Трижды Смирнов отводил Шатурина в школу и водворял в класс. Тут Смирнову пришла на помощь и жена, Екатерина Федоровна. Пожалуй, женское сердце скорее почувствует, что нужно парню, живущему в общежитии, — домашнего тепла, уюта, вечера, проведенного в кругу семьи. Короче, Шатурина пригласили в гости.
Сидели, пили чай с домашним вареньем, и Шатурину стало не по себе оттого, что брякнул давеча бригадиру насчет его образования: в комнате было много книг, которые Шатурин, конечно же, не читал, а Смирнов говорил ему об этих книгах… Потом бригадир начал вспоминать людей, с которыми ему приходилось работать: один уже инженер, другой — начальник цеха, а тот начальник цеха, который принимал Смирнова на работу, теперь — держи выше! — директор института. Разговор был «со значением», и Шатурин это понял.
С того дня он не раз заходил к бригадиру вроде бы на чай, просто так, а на самом деле посидеть, поговорить — Смирновы радовались этому, парень вроде бы начал соображать, что к чему, и побеги из школы кончились.
Но тут настало для бригады Смирнова трудное время.
Как ни старался бригадир наладить ритмичность на сборке танкера, случались срывы, и вовсе не по вине бригады: запаздывали поставщики. Работа замирала. Кое-кто быстренько сообразил, что дни можно проводить с пользой, и забрасывал в Неву закидушки: на червя или моченый горох брали хороших лещей…
Смирнова бесило это вынужденное безделье. Надо собирать надстройки, а как собирать, когда не настлана палуба? Он ходил к начальству, звонил в партком. Вернулся однажды из цеха и увидел: ребята столпились и о чем-то толкуют, размахивая руками. У него екнуло сердце: уж если даже самые заядлые рыбаки здесь, а не возле своих закидушек, стало быть, что-то стряслось…
Больше всех горячился Володя Шатурин, показывая то на краны, то на корму танкера. Увидев бригадира, бросился к нему:
— Дядя Вася, порядок!
Смирнов не понял: какой порядок? Только что ему сказали, что до завтрашнего дня бригаде придется стоять.
— Я придумал!
— Что ты придумал?
— Попробуем собрать надстройку прямо здесь, на земле. Крану ее поднять — раз плюнуть, верно? А когда палуба будет готова, поставим на место.
По справке цеховой администрации это предложение Шатурина дало экономию в десять тысяч рублей.
Сейчас они — два бригадира, Смирнов и Шатурин, — встречаются редко.
— Давно не виделись, дядя Вася. Уезжал или болел?
— Нет, и не уезжал и не болел. Здесь на корме работаю.
— На корме? А я — на носу…
Вот это корабль!
В Японии на верфях в Ниигата Смирнов, пристально наблюдая за японскими рабочими, поражался, насколько однообразен их труд. Каждый делал только одну определенную операцию — казалось, разбуди такого человека среди ночи, и он выполнит эту операцию спросонья так же чисто, заученно, как и днем. Хорошо это или плохо? Доведенное до предела разделение труда ведь тоже нравственно принижает человека.
И внезапно пришел на память случай со снимком, который давным-давно был опубликован одной из ленинградских газет. Корреспондент сфотографировал Смирнова на стапеле, со щитком, который прикрывал лицо от яркого огня электродной сварки. Подпись была короткой: «На нашем снимке бригадир судосборщиков В. Смирнов за работой».
После этого редакция получила несколько сердитых писем от своих читателей. «Какой же это сборщик, когда на снимке ясно изображен сварщик?» «Товарищи корреспонденты, лучше изучайте производство, тогда не будет таких грубых ляпов!» А между тем никакой ошибки в газете не было.
Произошло то, чего не мог предвидеть Смирнов, — налаженная, ритмичная работа обернулась теневой своей стороной. Бригада перекрывала нормы, а электросварщики не поспевали за ней — приходилось замедлять темп, а то и вовсе останавливаться. Останавливаться, когда так точно, так тщательно составлены все графики!
Не только сварщики — отставали и газорезчики. Дело-то, по сути, плевое: подрезать кромку. А газорезчик занят на другом объекте, вот сиди и жди его.
Бригада ждать не могла. Ребята сами проложили линию, достали резак и шланги, и вечером, к концу смены, Смирнов присел в стороне с листком бумаги и карандашом и подсчитал, что совмещать профессии на сборке куда экономичнее, чем создавать комплексные бригады.
Правда, дело это было пока не совсем законное, и «техника безопасности» подняла шум: Смирнов кустарничает, развел партизанщину, его бригада неправильно использует аппаратуру — запретить!
Ох уж эти хождения по начальству! Пришлось Василию Александровичу дойти до главного сварщика завода, показать ему ту самую бумажку с подсчетами.
— А вы сдайте все полагающиеся экзамены, — предложил главный, — и вопроса нет. Вернем аппаратуру и еще подкинем!
Так и сделали: Смирнов первым сдал экзамен на газорезчика, потом и ребята освоили сварку, и появился в газете снимок, вызвавший нарекания читателей.