Эта война еще не кончилась
Шрифт:
– Куда еще? – недовольным шепотом спросил Денис.
Малика вышла из дома через десять минут с седобородым крепким стариком. За ним молча шагали трое парней с пистолетами.
Денис пошел следом.
Старик и Малика вошли в какой-то дом. Вернее, вошел старик, Малика осталась у дверей. Так они обошли четыре дома. Старик заходил, Малика оставалась у дверей. Парни, сопровождавшие старика, молча стояли рядом с Денисом. Он изредка ловил на себе их презрительные взгляды.
Когда подошли к пятому дому, большому, огороженному высоким каменным забором, Малика
– Он ищет какого-то чеченца, – так же тихо ответила она, – у кого могут быть русские, которых вы ищете.
– Вот так просто ищет – и все? – Денис усмехнулся.
– Сейчас многие так делают, у кого деньги есть: выкупают сами и передают в Ингушетию или выходят на русских военных в Дагестане. Все понимают, что Москва всерьез взялась за ваххабитов. Даже те, которых устраивает жизнь при Басаеве и Хаттабе, все равно стараются помочь. Чтобы быть в глазах русских честными гражданами. Как говорите вы, – неожиданно улыбнулась она, – очки зарабатывают. К тому же нефтепровод закрыли. А он знаешь сколько полевых командиров обогатил? Здесь мини-заводов по переработке нефти множество. Сколько природы попортили! – горько добавила она.
– Ты где в России училась? – спросил Денис.
– Чечня тоже Россия, – напомнила Малика. – А училась в Ленинграде, – она слабо улыбнулась, – в пединституте.
Вышел старик. Малика поспешила ему навстречу. Он, не останавливаясь, подошел к Денису.
– Нет здесь таких, – тихо, чисто по-русски проговорил он. – Их продали кому-то. Я постараюсь выяснить кому. Скажу ей, – мотнул головой на Малику и пошел прочь.
– Я зайду через три дня, – сказала Малика.
– Я сам найду тебя, – остановившись, повернулся к ней старик. – Сюда не приходи. Здесь люди Хаттаба, этой собаки. Они могут заинтересоваться русским. Он не похож на того, кто родину за сто долларов продает. Мои люди вас проводят. И сразу уходите. Навести Манила, он может помочь, если солдаты в его районе.
Подозвав одного из парней, старик что-то тихо ему сказал. Парень, кивнув, быстро пошел вдоль улицы.
– Он не за подкреплением? – насторожился Денис.
– Принесет еды, – упрекнула его взглядом Малика. – И воды. Второй нас проводит.
– Как-то все не так, – качнул головой Денис.
– Где-то севернее, – сказала Малика, – чеченец, чтобы стать боевиком, расстрелял около сорока русских соседей. Мне Малик рассказал.
– Ничего себе! – поразился Денис. – Просто так взял и расстрелял?
– Там идут бои. Боевики заставляют людей рыть траншеи и окопы. Тех, кто отказывается, расстреливают. Не боевики-чеченцы, а другие. Здесь сейчас албанцы есть, арабы, украинцев немало. Но в основном расстреливают арабы. Или черные женщины Хаттаба.
– Во, – вспомнил Денис, – кто такие эти черные женщины?
– Говорят, гарем Хаттаба, – ответила она. – Хаттаб сам любит убивать пленных. Или поручает это женщинам. Те убивают только ножами.
Денис мысленно выругался.
Парень что-то быстро сказал Малике.
– Быстрей, – заторопилась она. – В село арабы приехали.
Денис пошел за ней. К ним присоединился и старик.
– Извините, – осмелился заговорить Калмыков, – но что-то непонятно. Ведь эти ваши боевики воюют за Аллаха. Почему же вы…
– Они не за Аллаха, –
К ним подошел ушедший раньше парень с двумя заплечными торбами.
– Зачем у тебя был Малик Тарпиев? – зайдя и выпив холодного молока из кувшина, спросил плотный чеченец в темных очках.
– Ищет двух русских солдат, – отозвался сидевший с четками старик. – Хочет уплатить за них деньги.
– Зачем они ему? – удивился плотный. – Он же никогда не имел рабов. Всегда искал рабочих из нищих чеченцев.
– Не знаю, – перебирая четки, ответил старик. – Вы что делаете? Зачем русских стреляете? Женщины и дети вам что плохого сделали? Ведь Аллах…
– Хорошее молоко, – снова отпив из кувшина, кивнул плотный и вышел.
– Идут, – опустив бинокль, сказал Бабич. – С ними еще кто-то с котомкой.
– Наверное, жратва, – подмигнул ему Илья.
Борис снова посмотрел в бинокль.
Малика и Денис остановились метрах в ста пятидесяти от скалы. О чем-то поговорили с парнем, и тот, отдав две холщовые, соединенные между собой сумки Малике, не оглядываясь, быстро пошел назад.
Борис фыркнул.
– Ты чего? – пытаясь разглядеть, что его рассмешило, Илья приложил ладонь к глазам. Вспомнив о винтовке Дениса, схватил ее.
– Вот что значит женщина у них, – ответил Борис. – Он отдал ношу ей, а не мужчине, хоть тот и русский. Нам бы в России так.
– Да у нас такого тоже полно. – Илья отложил винтовку. – Порой баба такие сумки тащит, что еле ноги переставляет, а мужик идет руки в брюки.
– У нас в России мало женщин, которые оценят то, что ты сумки носишь или еще как-то ей помогаешь. У большинства два критерия настоящего мужчины – постель и бабки. А остальное им шло и ехало. По себе знаю. Если хоть одно не срастается – все, любовь кончилась, остались сладкие воспоминания.
Илья усмехнулся. Взяв бинокль, сказал:
– Идут. За ними вроде никого.
– Как думаешь, узнали что-нибудь? А то наши, может, уже Грозный на уши ставят, а мы здесь торчим. Если наши начнут и горную Чечню отрабатывать – это самое правильное будет, – надо срочно уходить в Грузию. Потом опоздаешь, и будут судить как пособника ваххабитов. Знаешь, сколько из-за взрывов в Москве порядочных уголовников спалилось? Они злы на чеченцев по самое некуда, – усмехнулся Борис.
– А ты своего разведчика включи, – посоветовал Илья. – Он тебе и скажет.