Этап
Шрифт:
— Слушай, попробуй сделать их фото! — предложила Мария. — У многих ведь вещи переносятся. Может, у тебя тоже, кстати. Положим фотки туда, а потом сравним, если ещё раз встретим. Мне уже самой интересно. Вот только ключ у тебя откуда? Там у тебя был ключ от их квартиры?
— Нет. Это был ключ от моей квартиры. Я пришёл к себе домой, а встретил там… — Николаев осёкся.
— Они умерли, — спокойно сообщила Дарья. — Там умерли, не здесь. Федя записывал такое: если человек попадал в родной город, и там находил кого-то
В голове у Николаева неожиданно стало чуть больше порядка.
— Точно, — он потёр лоб. — Умерли. Сейчас только вспомнил. Только фамилии у них были другие. Грустная история. Это были жена и дочь друга, они погибли в автокатастрофе. Он ещё месяц прожил, потом застрелился. Я к нему в тот день в гости шёл, хотел на природу вывезти. Минут на пять опоздал. А здесь, она рассказывала, он попал под машину, а они остались. И я, ну, то есть тот, кем они меня считают, помог им выжить. Она хотела руки на себя наложить — он, то есть я, не позволил.
Мария поёжилась.
— Словно напоминание, — произнесла она, наконец. — Да? Ты приходишь домой, а там они. И знают тебя, и очень обрадовались.
— Дядя Серёжа, — Даша взяла его за руку. — А можно, я как-нибудь встречусь с ними? С Дашей хотя бы. Не расстраивайтесь! Такое со многими случается. Ведь они живы тут, да? Значит, кто-то помнит их, кому-то они нужны.
— Можно, — кивнул Николаев. — Вы обе правы, это знак. Я повидаюсь с ними.
— И давайте тему сменим! — решительно заявила Мария. — Хватит уже воспоминаний, да? Даша, идём кино выберем!
— Что не спишь? — Мария появилась у него в комнате. Он уже постелил, уже Кошка валялась на постели, принимая живописные позы. Но не спалось. Сидел на диване, и думал.
Она проследила его взгляд, и увидела ключ от квартиры Фоминых — на столе, среди прочей мелочи, которую Николаев на ночь вынимал из карманов.
Мария прикрыла дверь и уселась рядом на диван.
— Слушай, — взяла его за руку. — Это не моё дело. Пошлёшь подальше, не обижусь. У тебя с ней что-то было?
— Было, — выдерживать её взгляд было нелегко.
— А он знал?
— Конечно, — пожал плечами Николаев. — Но мы тогда ещё не были женаты. Ни он, ни я. И с Марией… с той Марией я ещё не встретился.
— Извини, — она прижалась к его плечу. — Я поняла, что она тебе не чужая. Как только ты о ней заговорил. Федя говорил, что иногда мы видим здесь тех, кто точно умер там. И это значит, что они тебе что-то должны сказать. Или ты им. Ты уже знаешь, что должен сказать?
Снова её взгляд. Требовательный, серьёзный.
— Пока нет. В первый раз мне вообще казалось, что всё это — страшный сон. А потом они умерли, и я ничем не мог им помочь. То есть думал, что её Даше можно помочь, но после того, что Фёдор рассказывал — знаю, не смог бы. Она была уже мертва, когда бросилась на меня.
Мария покивала и встала.
— Даша считает тебя отцом, — она понизила голос. — Наверное, ты сам уже понял. А я… — она взялась за ручку двери. — Когда-нибудь, когда я так зайду, ты попросишь меня остаться. И я увижу, что это правда. И останусь. Спокойной ночи!
Радиатор грузовика полетел в лицо, и Николаев проснулся.
Хороши пирожки: опять четверть третьего ночи. Я выспался, понял Николаев. Сегодня начнётся настоящая работа. Который я день здесь? Пятый? Шестой? Вроде бы шестой, надо начинать вести дневник.
Контрастный душ снова помог обрести ясность мышления, и прогнать видения сна. До того, как там появилась картина аварии, снились другие фрагменты, не менее неприятные — то утро, когда зомби заполонили мирный, ничего не подозревающий город. Страшнее всего было лицо Дарьи Фоминой, оно настолько хорошо врезалось в память, что вытравить его оттуда не удавалось.
Николаев выглянул в гостиную — увидел, что на кухне горит свет. Понятно. А ведь браслеты мы ей не подарили, мелькнула мысль. Непорядок. Он добыл из шкафчика браслеты, и прошёл на кухню.
— Ой, какая прелесть! — восхитилась Дарья, когда он протянул ей браслеты. — Это мне, да? Спасибо! — и снова обняла его. — Можно сейчас надеть?
Тётя Надя ворчит, когда Дарья надевает украшения, припомнил Николаев. Только против серёжек ничего не имеет.
— Конечно, — Николаев уселся, глядя, как Дарья поднимает руки, поворачивается и любуется янтарём.
— Дневник? — поинтересовался Николаев, заметив, что Дарья что-то записывала в тетрадь.
Она кивнула.
— Сейчас моя очередь. Мы все пишем, обычно двое сразу пишут, но я решила, что всегда буду писать. Пусть всё будет.
— И какая это по счёту тетрадь?
— Третья. Больше всё равно некуда девать. Федя делает микрофильмы, их проще переносить.
— А на компьютере не проще?
Дарья поморгала непонимающе.
— Ну, сам не пользуюсь, — признался Николаев, — но видел, как вставляют такие небольшие штучки, и туда всё пишут. Говорят, туда многое может поместиться. Целая библиотека на одну такую безделушку.
— Расскажите! — потребовала Дарья. — Я о таком не слышала.
Читать лекцию о компьютерах, в которых почти не разбираешься, было отчасти стыдно. Хотя бы потому, что наверняка наговорил вздора, послушал бы специалист — расхохотался бы.
— Ого! — глаза Дарьи загорелись. — Слушайте, а я столько раз проходила мимо магазинов. И ведь видела всё это! Как жаль, что вы в них не разбираетесь!
Николаев смущённо развёл руками.
— Я научусь, — решительно заявила Дарья. — Здорово, что вы рассказали! А то мне ничего серьёзного не поручают, я для всех девочка с бантиками.