Этьен и его тень

Воробьев Евгений Захарович

– Как говорят у нас в Белоруссии, старая баба и в петров день на печке мерзнет.
– Старостин несмело улыбнулся, шумно передохнул и попросил: – Накрой меня.

Мамедов набросил свое одеяло, но Старостин и под двумя одеялами стучал зубами.

– Пить! – снова и снова просил Старостин. Он сделал несколько глотков и притих, кашель унялся.

Быстро наступили сумерки – во все три окна комнаты вставили темно-синие

стекла. За домом не умолкали крики, веселый гам, доносились отзвуки бессонной праздничной кутерьмы.

Позже в комнату ворвалась толпа орущих, ополоумевших от счастья людей – только что по радио передали о полной и безоговорочной капитуляции Германии. От громкоговорителя в вестибюле не расходилась толпа. Одновременно в раскрытые окна донесся колокольный звон – благовест Победы. Раздались далекие орудийные залпы, а где-то по соседству загремели автоматные очереди. И через любое из трех окон можно было увидеть отсветы салюта, возникшего внезапно. Зачем беречь ракеты, когда и кому они еще понадобятся? За окнами долго бушевала оглушительная, ослепительная буря восторга. Майский вечер, а за ним и ночь не могли вернуть себе первобытной черноты, подсвеченные зарницами и отсветами торжества.

Мамедов не стал тревожить Старостина, оставил ему одеяло, а сам накрылся шинелью. Погасил тусклую лампочку: все равно накал слабый, виден каждый волосок.

– Держись, Яков Никитич, завтра праздник Победы, – сказал Мамедов и, едва положив голову на подушку, заснул.

Проснулся Мамедов, когда рассвет уже заглядывал в окна. Спросонья померещилось, что лежит на нарах в блоке № 15 и его кто-то душит. А это Старостин приподнялся на своей кровати, перегнулся и тянул Мамедова за воротник рубахи.

– Сергей…

– Что случилось, Яков Никитич?

– Не увижу… Не вернусь… Будешь в Москве, зайди… – Он задыхался, каждое слово давалось с трудом, тянулся к Мамедову и наконец решился: – Передай, что я – Этьен… Чтобы семью не оставили… Сделал, что мог… Запомни – Этьен… Наде и Тане…

Он лежал возле окна, и Мамедов хорошо видел его бескровное лицо.

Он с трудом поднял веки, попытался сказать еще что-то, но не смог – кровь хлынула горлом. Голова Этьена покоилась на руке Мамедова. В предрассветную минуту кровь казалась не алой, а темной, она растекалась по белоснежной рубахе. Этьен поник головой, в глазах угасли и боль и тревога, будто он преодолел самое трудное в жизни.

109

Утром 9 мая 1945 года начались печальные хлопоты. Для всех близких друзей Старостина День Победы принес не только радость, но глубокое горе. Кругом шло ликование, а в Спорт-отеле был траур. Выставили почетный караул. Шли и шли бывшие узники из соседних поселков, разбросанных в долине.

Близкие друзья вынесли гроб из Спорт-отеля. Траурная процессия двинулась из Штайнкоголя, перешла по узкому мосту на другой берег реки. За гробом шло много народа. Возле моста гроб установили на открытой грузовой машине… Траурный митинг открыл генерал Митрофанов. Потом слово было представлено Мамедову, «другу Старостина по нарам», как выразился генерал.

«Мы еще не знаем, кто из нас – кто, – сказал Мамедов. – Но всем нам ясно, что Яков Никитич Старостин был выдающимся человеком. Он спас многим из нас жизнь, которая теперь вновь стала свободной… Стоя у могилы, даю товарищам клятву, что священное поручение, которое Старостин доверил мне перед смертью, я выполню. Можешь об этом не тревожиться, дорогой Яков Никитич!»

Друзья возложили на свежую могилу венок из альпийских роз. И на кресте – бургомистр, не зная наших обычаев, прислал крест – написали: «Здесь покоится советский полковник Старостин Яков Никитич».

Двадцать лет спустя был опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР:

«За доблесть и мужество, проявленные при выполнении специальных заданий Советского правительства перед второй мировой войной и в борьбе с фашизмом, присвоить полковнику МАНЕВИЧУ ЛЬВУ ЕФИМОВИЧУ звание Героя Советского Союза посмертно».

И только в тот день, когда Указ был обнародован, умерла старая «легенда».

Вскоре останки героя перенесли из долины реки Зее в город Линц, на кладбище Санкт-Мартин, где покоятся павшие советские воины. С тех пор на могильном памятнике значится: «Герой Советского Союза полковник Л. Е. Маневич».

Мы и сегодня числим его на действительной бессрочной службе в Советской Армии.

1966-1970.