Эти странные греки

«Xenos» по-гречески означает как «иностранец», так и «гость». Уже во времена Гомера гостеприимство в Греции не только было своеобразным ритуалом с легкой религиозной окраской, но и превратилось в форму искусства. Греки были первыми «ксенофилами» в мире, – то есть они любили дружественных незнакомцев.

Соответственно, «ксенофоб» по-гречески означает местного жителя, который не любит иностранцев, зачем-то приехавших в его страну. В других языках это понятие имеет

более широкое значение и может подразумевать путешественников, которые боятся незнакомцев, с которыми они сталкиваются в пути, что, если подумать, довольно странно, ибо если боишься незнакомцев, какого черта тебе не сидится дома?..

Но раз уж дома им не сидится, необходимо успокоить тех путешественников-ксенофобов, которые, если бы могли, предпочли бы наслаждаться красотами чужеземных краев, не встречаясь с их обитателями.

Поскольку это все же неизбежно, прежде всего следует осознать, насколько важно завоевать доверие туземцев и склонить их на свою сторону, что весьма легко, если только поймешь, чем они живут. В Греции избегайте смотреть свысока на все греческое, потому что если будете задирать нос, ничего не добьетесь. У греков у самих очень длинные носы, так что они могут задрать их гораздо выше.

Греки – клубок противоречий, и проявляется это прежде всего в том, какими они видят себя. Если послушать разговор грека с другими греками, когда они говорят о поведении еще каких-то греков, вы услышите убийственную критику поведения их соотечественников в какой-то конкретной ситуации. Собеседники будут одобрительно кивать головой в знак согласия и отпускать еще более язвительные замечания.

Однако горе тому несчастному чужеземцу, который осмелится усомниться в том, что греки – соль земли! Те же самые греки, которые минуту назад с таким пренебрежением отзывались о соотечественниках, набросятся на него с яростью тигрицы, защищающей своего детеныша, и, превознося достоинства греков, обвинят его во всех грехах, которые его страна совершила по отношению к Греции со времен зари цивилизации, а может и раньше.

Не то чтобы греки не признают своих несовершенств, – скорее они не признают права других указывать на эти недостатки. «Когда мы строили Парфенон, – могут они сказать, – вы еще прыгали по веткам!»

Современные греки относятся к себе весьма неплохо, потому что, хоть они и не могут похвастаться даже сотой долей достижений своих предков, тем не менее смогли пройти через 400-летнюю турецкую оккупацию, одну из самых жестоких в истории, практически сохранив в неприкосновенности свое самосознание, религию, обычаи и язык.

Мимо них прошла эпоха Возрождения, для которой греки подготовили почву, их не коснулись научные открытия Просвещения, социальные и промышленные революции и многое другое, – греки были выброшены в современность примерно 150 лет назад и с тех пор стараются догнать Запад.

Переход был болезненным. Живя в стране, которая потеряла более трех четвертей своей бывшей территории и которая постоянно находится на грани банкротства, они отягощены громадным комплексом неполноценности по отношению к античным и византийским грекам, потому что не сумели возродить «Великую Грецию» своих праотцев.

В отношении Запада у греков также имеется странный комплекс неполноценности-превосходства. «Мы дали им светоч знаний, а они нам оставили свет дешевых сальных свечей», – любят упрекать они Европу. С другой стороны, они верят, что они самый умный, самый искренний и самый смелый народ на земле.

Вот что пишет греческий писатель Никос Дему:

«Когда современный грек смотрится в зеркало, он видит там Александра Македонского или Колокотрониса (величайший генерал греческой войны за независимость), или, на худой конец, Онассиса. Никогда – Карагёза (популярного персонажа театра кукол). На самом же деле он – Карагёз, который мечтает о том, что он Александр Македонский. Карагёз разных профессий, Карагёз многоликий, который вечно голоден и является мастером лишь одного искусства: играть роль».

«Все мы греки, – сказал Шелли. – Наши законы, наша литература, наша религия, наше искусство – все имеет свои корни в Греции». Тем не менее в словарях можно встретить сленговое определение слова «грек» как шулер, игрок, мошенник. Возможно потому, что многим беженцам, наводнившим европейские столицы после падения Константинополя, приходилось, чтобы выжить, рассчитывать только на свою смекалку.

Двойственная сущность греков веками зачаровывала историков и путешественников. Кто-то смотрел на греков через розовые очки, кто-то – через грязные искривленные линзы; иные вообще их не видели, но писали о них так, как будто знали хорошо. Лучше всех, однако, охарактеризовал их американец, судья Н.Келли, который сумел выразить все их противоречия в нескольких словах:

«На трибунале безжалостной истории всегда доказывалось, что греки не соответствуют обстоятельствам, хотя с точки зрения интеллекта они всегда на высоте.

Греки – самый умный, но также и самый тщеславный народ, энергичные, но также и неорганизованные, с чувством юмора, но полные предрассудков, горячие головы, нетерпеливые, но истинные бойцы… Одну минуту они сражаются за правду, а другую – ненавидят того, кто отказывается солгать.

Странное создание – неукротимое, пытливое, наполовину хорошее – наполовину плохое, непостоянное, с меняющимся настроением, эгоцентричное, взбалмошное и мудрое – грек. Жалейте его, восхищайтесь им, если хотите; классифицируйте его, если сможете».

Один американец греческого происхождения имел обыкновение раздавать свои визитные карточки, на которых жирным шрифтом было напечатано: «Лучше я буду иметь дело с тысячей турок, чем с одним греком». На обороте стояло название его фирмы: «Похоронное бюро Майка».

От одного слова «турок» у самого космополитичного грека волосы дыбом встают, хотя объект их ненависти – Турция как концепция, а не отдельно взятые турки. Их можно понять: они жили под гнетом турецкого режима, начиная со времени массовой резни при падении Константинополя в 1453 году. В годы последующей оккупации отряды бойцов греческого сопротивления в национальных белых юбочках организовывали мятеж за мятежом.

В 1821 году пришел их час: они отвоевали часть Греции, но какой дорогой ценой! «Лучше час свободы, чем 40 лет рабства!» – поется в революционном гимне. Их девиз «Свобода или смерть!» еще находит отклик в греческих душах, и в дни великих годовщин прошлых побед на всех каналах звучат военные песни.

Во втором раунде войн с турками греки освободили Эпир, Македонию и Западную Фракию, но после десяти победных лет в 1922 году их кампания в Турции закончилась полнейшей катастрофой – один миллион убитых и полтора миллиона беженцев.