Это Америка
Шрифт:
— Знаешь, она какая-то странная стала. То как пьяная ходит, с застывшим лицом, то хохочет по — дурацки. Я иногда думаю — нормальная она или сходит с ума?
Он позвал другого оператора, и та записала передачу.
На следующей записи Таня смущенно вернула Алеше деньги со словами:
— Алеша, вы уж не сердитесь на меня. — Губы ее дрожали, и она тихо добавила: — У меня с мужем нелады. Ах, если бы вы могли понять!.. — ее васильковые глаза наполнились слезами. — Я только вам скажу: он давно уже импотент, мой муж. Он уже ничего… не может. Ну и чтобы я тоже… не хотела… он приучил меня к наркотикам и водке. Сначала я отказывалась, а теперь
Алеша почувствовал себя неловко.
— Он у вас писатель, кажется, знает издателей.
— Какой там писатель! Знаете, чем он занимается? Играет в карты в аэропортах. Находит приезжающих с деньгами и обыгрывает их, а деньги делит с русской мафией на Брайтоне. Вам фамилия Балабула о чем-нибудь говорит?
— Балабула? Да, я слышал о нем.
— Он страшный человек, глава брайтонской мафии. Прикидывается добрым, а на самом деле преступник и убийца. Брайтонская мафия нанимает агентов из Южной Америки, они покупают и перепродают наркотики. Мой муж для них подставная фигура: у него интеллигентный вид, выглядит джентльменом. Ему подсовывают какого-нибудь богача из Южной Америки, он забирает жертву и возит на своем «кадиллаке» по ресторанам Балабулы на Брайтоне — пыль в глаза пускает. А потом в карты обыгрывает, на большие деньги. А недавно он что-то не так сделал, много потерял, а расплачиваться нечем. И он решил заняться новым бизнесом… — она опять заплакала… — Мне нелегко рассказывать…
— Таня, не рассказывайте, не надо.
— Нет, я расскажу: он задумал поставлять клиентам проституток. И все чаще стал брать меня с собой в аэропорты… — слезы уже градом текли из васильковых глаз, — и перестал говорить клиентам, что я его жена…
Алеше стало совсем неудобно, но и прервать излияния он тоже не мог. Таня запнулась надолго, а потом закончила:
— Я боюсь, я так боюсь его…
Алеша подумал: «Лучше бы я прервал ее и ушел, на кой черт мне вся эта история?»
А она смотрела на него сквозь слезы и бормотала:
— Только не говорите никому, я вас умоляю. Я буду о’кей, я решила уйти от него…
Алеша шел домой и всю дорогу думал о Тане. Он замечал в ней странности, и муж ее ему не понравился, но такого поворота он никак не ожидал. Конечно, Алеша слышал про русскую мафию, орудующую на Брайтоне, и вот перед ним явная жертва — молодая красавица, которая попалась на крючок прощелыге, и теперь в ее жизни разыгрывается настоящая трагедия.
В квартиру Алеша вошел, когда звонил телефон. Женский голос спросил на английском:
— Могу я поговорить с мистером Гинзбургом? Меня зовут Лорин, я секретарь отдела кадров Колумбийского университета. Вы оставляли заявление о работе преподавателем русской литературы?
— Да, оставлял.
— Декан профессор Турнер просит вас прийти завтра в полдень на собеседование.
Алеша повесил трубку и откинулся на стуле. Уф! Неужели повезло и его возьмут? Да, но тогда он не сможет продолжать писать роман. А жалко…
Когда Лиля поздно вечером вернулась с Каплановских курсов, он сказал, улыбаясь:
— Знаешь, мне, кажется, повезло.
— Ты нашел издателя?
— Нет, наверное, роман придется временно отложить — меня вызвал на переговоры декан Колумбийского университета.
— Алешка!.. Как я счастлива за тебя!..
— За всех нас, — он обнял ее. — А теперь, может, и ты скоро сдашь экзамен.
— Нет, я не питаю
38. Экзажен Лили
Экзамен проводился в один и тот же день в нескольких больших городах Америки и Европы, и даже на Филиппинах — для тех, кто не смог приехать. Сдавали его по всему миру около десяти тысяч врачей.
В большую старую гостиницу Hilton на 33–й улице Лиля приехала за полчаса до начала регистрации. В холле уже собралась толпа, стоял разноголосый гул, многоязычие все еще поражало Лилю. Регистрация проводилась строго: сверяли фотографию, проверяли подпись, чтобы не было подставных лиц. Каждый получал номер отдельного места. Русские эмигранты сгрудились в небольшую группу, в ней преобладали люди за сорок, было много женщин.
Тася Удадовская, с сигаретой в зубах, металась по холлу и нервно повторяла:
— Не сдам, ой, не сдам… Чего учила — ничего не помню…
Неподалеку, с застывшим от напряжения лицом, стояла психиатр из Львова.
Постоянно слышались разговоры о списывании, подсказках и шпаргалках. Одна женщина возбужденно рассказывала:
— Я так придумала: моя сестра будет целый день сидеть возле женской уборной, с учебником в сумке. Когда мне что-то надо будет узнать, я попрошусь в уборную, она юркнет за мной. Там я смогу быстро подсмотреть, что нужно, и вернусь обратно.
И вот двери огромного зала распахнулись, и все повалили к своим пронумерованным стульям с приставными столиками. Лиля нашла свой в конце зала, положила на столик отточенные карандаши, поставила рядом со стулом бутылку воды. Прокторы [75] ходили между столами и следили за сдающими. Старший проктор в микрофон зачитал правила проведения экзамена: в три приема, по три часа каждый, надо ответить на пятьсот вопросов, отмечая карандашом кружок А, В, С, Э или Е возле правильного ответа. На каждый ответ отводилось около минуты. В конце раздадутся два громких сигнала, на третьем все обязаны прекратить писать.
75
В настоящее время звание должностных лиц в Кембриджском и Оксфордском университетах, которым надлежит надзирать за студентами. — Прим. ред.
Прокторы раздали каждому запечатанный номерной буклет с вопросами. По команде все одновременно распечатали свои буклеты и начали работать. Первые три вопроса показались Лиле знакомыми — она помнила их из Каплановского курса и быстро выбрала три ответа. Это сразу придало ей ощущение легкости. Зато потом около десяти вопросов подряд поставили ее в тупик, она не совсем поняла их, перечитывала, нервничала, потеряла время, раздумывая, потом просто отметила какие-то кружки наугад. За оставшиеся два часа надо было ответить еще на сто сорок вопросов. От напряжения голова стала гудеть. Не отрываясь от вопросов, она проглотила заготовленную таблетку тайленола. Боль прошла, но от неподвижного многочасового сидения заныли мышцы спины. Еще через час работы она увидела, что некоторые из соседей стали вставать со своих мест и сдавать буклеты проктору, а у нее остались непрочитанными еще тридцать вопросов. Как в лихорадке, она отметила везде ответ «С», рассчитывая, что какой-нибудь из них может оказаться правильным.