Это был просто сон...
Шрифт:
Он вдруг засмеялся — радостным, совсем не истерическим смехом. Как будто предстоящая казнь через повешение доставляла ему немало удовольствия. Как будто он ждал ее, как ребенок ожидает шоколадную конфетку.
Безумец.
В нем ничего не осталось от того человека, которого Ирина помнила еще со школьной скамьи. Абсолютно ничего. Разве только внешность.
— Да пропади оно все пропадом, Ира. Я хотел… чтобы ты была счастлива. Но ты поступила по своему, выскочила замуж за этого идиота… Ты сама все испортила, — он вдруг выругался, мерзко и грязно, мешая русские идиомы
Он уткнулся лицом себе в колени. Ирине показалось вдруг, будто он плачет. Вся его поза выдавала боль и отчаяние. Не от поражения. Не от того, что поймали и скоро казнят. Здесь жило что-то другое. Ирине казалось, что еще миг, и она поймет, в чем дело, но понимание не приходило.
Пустота…
— Пойдем, — угрюмо сказал Клаверэль барлаг, беря Ирину за плечо.
Странно. Ненависти не было. Надо ненавидеть, проклинать, смерти желать и все такое. Но ненависти не было, только пустота.
Три шага. До двери всего три шага, но эти шаги показались Ирине вечностью.
Ирина не выдержала, обернулась:
— Артур Денисович… — выдохнула она сквозь слезы. — Я… Не могу вас ненавидеть… Простите…
— Еще скажи, что любишь, — насмешливо фыркнул он, не поднимая головы.
— Не люблю, — тихо ответила Ирина. — Но и ненавидеть — не могу тоже… Извините.
— Извиняешься еще перед этой падалью! — не выдержал Клаверэль барлаг.
Если бы дверь карцера была обычной, железной, барлаг бы ею хлопнул — с треском и лязгом. А так обошлось без лишнего шума. Ирина не ответила. Он не поймет. Ему не понять. Каково в кумире детства, замечательном учителе истории, уважаемом всеми человеке увидеть подлейшую сволочь, терроризировавшую половину обитаемой Галактики? "Не сотвори себе кумира". Верна библейская заповедь, слов нет, как верна!
"Больно", — снова подумала Ирина. Но опять не ощутила ничего. Пустота оказалась сильнее любой боли.
— Что с ним будет? — спросила она.
— Повесим! — свирепо заявил барлаг.
— Можно подумать, это вам поможет, — горько сказала Ирина. — Тем, кто погиб — не поможет уж точно.
— А ты что предлагаешь?! — вспылил барлаг. — Отпустить? Чтобы он вновь взялся за старое? Сейчас прямо и отпустим!
Ирина испытала вдруг чудовищную усталость. Да пропади оно все!
— Делай, что хочешь, — безразлично сказала она.
А-дмори леангрош сделался белым и пушистым, что твой котенок. Совесть заела, надо думать. Он исполнял все просьбы Ирины. Впрочем, просьб у нее набралось немного…
Лечить сына.
И похоронить Рустама… нет, хоронить было нечего, кроме горстки атомов, которые никто не стал бы собирать. Но хотя бы памятник… хотя бы видимость… чтобы хотя бы что-то. Крест с именем Рустама, на ставропольском кладбище, рядом с его дедушкой и бабушкой. Это представляло собой определенную сложность. У Ирины не осталось документов. Ничего не осталось. Сделать это легально не представлялось возможным. Пришлось обратиться к спецтехнологиям инопланетной цивилизации, как-то: гипнолигатору и искусству златокрылого Чисвирима Типаэска, военного психолога. Рустама.
Небольшой холмик над пустой могилой. И словно обрывается что-то в глубине души. Навсегда обрывается. Насовсем.
Иногда, отзвуком пережитого, возвращалось ощущение безумных качелей, треплющих разум сумасшедшим движением. Иногда грезились круги от нырявших в воду камней. Но чаще всего сжимала свои равнодушные объятия пустота.
И бороться с нею не оставалось ни желания ни сил.
Флаггерс увязался на кладбище вместе с Ириной. Она не возражала. Ей было все равно.
— Я немного знал твоего супруга, — сказал он. — Он был достойным человеком.
Ирина промолчала. Она не хотела разговаривать с ним.
— Ты просто очень многого не помнишь, — сказал он. — И это очень хорошо, что не помнишь…
— Еще скажите, что я и Рустам… что мы оба тоже работали в вашем проклятом бизнесе по производству нелегальных клонов, — не выдержала Ирина.
А в принципе, отчего бы и нет? Работали вместе… Не зря Артур Денисович звал ее Ирочкой! Работали вместе, а потом разругались, и вот тебе результат. Ирину затошнило.
— Я сам не слишком много не знаю. Я редко бывал на Земле. Но вы оба, насколько мне известно, ко всему этому непричастны.
Можно ли ему верить? Он оказался совсем не тем, за кого себя выдавал. Киллер, бандит, убийца. Тайный агент из конторы Клаверэля барлага. Сын а-дмори леангроша и несчастной Раласву сэлиданум. И незваный благодетель.
Гореть бы ему синим пламенем.
— На свою беду, ты нечаянно увидела то, чего видеть не стоило. Мимо проходила в неудачное время. Тебя забрали и отправили в лаборатории. Там ты и погибла бы, если б я не предложил этот план. Видишь ли, я не знаю, что Артудект планировал для тебя. Что-то, конечно, он планировал. Но ему пришлось покинуть вашу Землю на некоторое время, а когда он вернулся, ты была уже замужем и ждала ребенка. Это его… расстроило, мягко говоря.
Ирина припомнила: в тот год, когда она встретила Рустама, Артем Денисович уезжал на полгода. К своей престарелой матери, в Воронежскую область, как он сам объяснил по возвращении. Но его не было почти полгода. А за эти полгода Ирина успела влюбиться, выйтизамуж и забеременеть. Все сходилось!
— Мы… успели подружиться, — говорил между тем Флаггерс. — Если это можно было назвать дружбой. Я не раз спасал его жизнь, а он — мою. Но он, конечно же, преступник. И я должен был его уничтожить…
Ирина молча слушала. Наверное, Флаггерса тоже совесть замучила. Как а-дмори леангроша. С ума сойти. Кто бы сказал, что она, Ирина, будет стоять вот так рядом с этим уродом и слушать его! В глаза бы плюнула. А вот, пожалуйста вам, стоит и слушает…
— В моем роду, — продолжал он, отрешенно разглядывая горизонт, — был человек по имени Ахавьёрш. Он жил очень давно. Он ушел из родного клана в клан врага и долго жил там, так долго, что все приняли его за своего. У него родились дети, потом внуки. Родной клан объявил его предателем и изгоем. А потом, под конец своей жизни, он нанес сокрушительный удар. Вражий клан перестал существовать.