Это было на рассвете
Шрифт:
— Товарищ Тезиков, до утра достать другого фрица. Умерший не зря нервничал. Может быть, он хотел рассказать нечто важное? Понятно?
— Понятно, товарищ генерал.
— И старайтесь избегать необдуманных действий.
— Слушаюсь. А скажите, пожалуйста, товарищ генерал, мы тут будем обороняться или наступать? — совсем не по уставу задал вопрос комбригу Войшвилов.
— Будем выполнять все то, что прикажет нам генерал армии К. А. Мерецков. Надо освобождать Тихвин. К утру мне достаньте «языка», — с улыбкой погрозил генерал и уехал.
Группа разведчиков под командованием старшего
— Мороз пробирает. До чего холодно, аж сжимает в комок, — прошептал один из разведчиков.
— К утру завернет еще крепче, — добавил старший. — Надо поторапливаться. Если во время ужина не сработаем, то придется ждать, пока не уснут.
Но идти быстрее не удавалось: приходилось прислушиваться к каждому шороху, а иногда и лежать на снегу, чтобы не обнаружить себя. Вот прошли вдоль обросшего кустарником ручья и оказались метрах в ста от вражеской траншеи. Вдруг в темное небо взвилась и упала почти под носом разведчиков ракета, застрочил пулемет. Пули засвистели над головой.
— Андрей, ты живой? — шепнул Щетинский Макарову.
— А ты что, уже умер?
— Пока нет. Похоже, заметили нас.
— Прекратите, — оборвал их Войшвилов. — Вы что, впервые? Не изучили повадки немцев? Они в такую темень стреляют от страха. Лечат свои нервишки. Смотрите: в сторону кустарника взлетает еще ракета и раздается пулеметная очередь. Так они повторяют два-три раза, а затем со спокойной душой бегут в блиндаж погреться, понятно?
Разведка была проведена на редкость удачно и расчетливо. Оставшегося на время ужина немецкого часового выволокли из блиндажа…
Поздно вечером уставшие и промерзшие разведчики возвратились в часть. Комбриг, ждавший их, похвалил бойцов и обещал всех представить к награде.
Пленный показал, что в хуторе Вехтуй — вражеская оборона. Кругом огневые точки, траншеи. Это — на левом фланге исходных позиций танкового полка. Кроме того, вечером подошел отряд численностью до батальона. Имеются танки, много автомашин. Колонна рано утром будет двигаться дальше на север, вероятно, для соединения с войсками, вышедшими к реке Свирь.
Командир бригады приказал командиру танкового полка и комиссару немедленно организовать засаду, а утром уничтожить вражеское скопление.
Майор Косогорский со старшим политруком Тарасовым приняли решение: танковой группе и стрелковым подразделениям уничтожить врага между хуторами Вехтуй и Плавун. Для чего в лесу, вблизи большой поляны, которую пересекает дорога, соединяющая эти два хутора, организовать засаду из 2 тяжелых, 10 средних и 5 легких танков, чтобы вокруг вражеской колонны образовался огненный мешок. Командовать засадами приказано опытному, всегда спокойному капитану В. Свешникову, а также смелому и находчивому политруку Кузьмину.
К полуночи танки, тщательно замаскированные, стояли в засадах. Экипажи, готовые открыть огонь, сидели каждый на своем месте. Скрытно огневые позиции занимали стрелковые подразделения и минометчики. Подъехали на бронемашине командир полка и комиссар.
— Даже
Они проверяли готовность к бою. Требовали, чтобы никто не уснул.
— Мороз к утру усилится. Можно уснуть и не проснуться. Кто замерз, пусть побегает вокруг танка, — предупредил командир полка Косогорский.
Прибежал политрук Кузьмин.
— Товарищ старший политрук, танкисты-огнеметчики лейтенанта Олейника выпустили «Боевой листок». Каждый экипаж пишет куплет или эпиграмму, — доложил политрук и передал картонную обложку, где находились два исписанных листа бумаги, несколько чистых и привязанный нитками химический карандаш.
— Ну-ка, почитаем, почитаем, — проговорил комиссар и забрался в бронемашину. — Молодцы, огнеметчики! Куплеты хлесткие. Передайте, Михаил Кузьмич, другим экипажам, пусть читают и пишут сами. Предупредите еще раз, чтобы не спали. Мороз не пожалеет никого.
Вот некоторые запомнившиеся куплеты этого «Боевого листка»:
Пес Гитлер гавкал в микрофон: «Возьму Москву стремительным ударом!» Но видят все, что хвастал косой даром, Лишь в грязь лицом ударил он! Скоро атака, близка атака! Силу, танкист, утрой! Будь беспощаден к фашистским собакам! В бой! Не робей, мой друг боевой! Фриц: Я испытываю собачий голод. Ганс: Голод что! Вот холод — действительно собачий! Курт: Хоть волком вой от этой собачьей жизни! Запомни, фюрер: Русские прусских бивали, Русские в Берлине бывали! А пруссаки Москву во сне видали!11 ноября 1941 года. Только забрезжил рассвет, как в хуторе стали появляться небольшие огоньки.
— Проснулись, гады. Наверное, скоро тронутся, — спокойно проговорил Свешников, поправляя свою шатеновую шевелюру.
Вскоре орудийные залпы танков и минометов прорезали морозное утро. Впереди местность покрылась сплошными разрывами. Загорелись дома, машины, все заволокло дымом. Стали доноситься крики. Заметавшиеся фашисты, многие в нижнем белье, бросились к своим машинам, огневым точкам.
Теперь раздалась команда:
— Вперед! В атаку-у-у!
Тридцатьчетверки, вырываясь из сугробов, разбрасывая маскировку и сверкая огнем, ринулись на врага. Танкисты хорошо видели, как фашисты кидались в объятые огнем дома, наверное, за обмундированием.
— Часть колонны противника с танками следует на Плавун к Погребову, — докладывал вырвавшийся вперед лейтенант Василий Ежаков капитану Свешникову.
Не успел ответить капитан, как в его наушниках раздался сильный треск.
— Ежаков! Ежаков! — вызывал он. Но в микрофоне слышались лишь тяжелые хриплые вздохи.