Это было под Ровно
Шрифт:
В бою у нас было убито двенадцать человек, ранено тридцать два. Мы похоронили убитых, оказали помощь раненым и начали сборы.
Я послал связных к Балицкому и Карасеву с записками, в которых сообщал, что до рассвета уйду из лагеря и что они могут взять себе часть наших боевых трофеев.
Трофеи были огромные. Мы отбили у карателей весь их обоз, который состоял из ста двадцати повозок, груженных оружием, боеприпасами, снарядами, минами и обмундированием. Были взяты три пушки, три миномета с большим количеством мин и
Из штабных документов, захваченных нами, мы узнали, что бой с нами вели карательная экспедиция генерала Пипера и три полицейских батальона СС — всего около двух с половиной тысяч.
Судя по документам, карательной работой генерал Пипер занимался с первых же дней войны. Он со своими эсэсовскими батальонами побывал во всех оккупированных гитлеровцами странах. На Украине он свирепствовал месяцев пять.
На штабной карте генерала Пипера красной точкой был обозначен тот квартал леса, где мы находились. Это, конечно, сделал Науменко, но место он указал не совсем точно, поэтому вражеские мины и снаряды разрывались в стороне от лагеря.
В два часа ночи партизаны впервые за сутки поели, а в три часа мы уже покинули свой лагерь. Жаль было оставлять такое хорошее жилье и снова мерзнуть от холода и мокнуть под дождем, но делать было нечего.
Мы решили временно отойти к северной границе Ровенской области, чтобы привести в порядок свой отряд и попытаться самолетом отправить раненых в Москву. Здесь, в Цуманских лесах, я оставил небольшую группу под командованием Черного. Он должен был маневрировать, скрываться от карателей и принимать наших людей, которые будут приходить из Ровно.
Через день после нашего ухода гитлеровцы принялись бомбить с самолетов и обстреливать теперь уже пустой квартал леса. После «мощной артиллерийской подготовки» они беспрепятственно подошли к лагерю. Обратно из лагеря немцы волочили свои «трофеи» — побитых нами в бою немцев. Трупов было немало: мы там уложили не менее шестисот человек.
Мертвую тушу генерала Пипера немцы отправили самолетом в Берлин. Фашистские газеты плакали о нем навзрыд, писали, что Пипер был большой опорой оккупационных властей, но уж больше не называли его «майстер тодт» — «мастер смерти».
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
На Мельничной улице, у ворот особняка, который занимал командующий особыми войсками на Украине генерал Ильген, всегда стоял часовой. «В один приличный день» около этого особняка назойливо стал вертеться мальчишка в коротких штанах и с губной гармошкой. Несколько раз он попадался на глаза часовому.
— Што ты тут шукаешь?
— Так, ничего.
— Геть! Це дом генеральский, тикай. Як спиймаю, плохо буде!
Мальчик убежал, но из-за угла он продолжал наблюдать за домом.
Вскоре к особняку подошла Валя с папкой в руках.
— Здравствуйте! Не приезжал господин генерал? — справилась
— Нет.
— А кто там? — И Валя взглянула на дом.
— Денщик.
— Я пойду и подожду генерала. Для него срочный пакет из рейхскомиссариата.
Валя не раз приносила Ильгену пакеты, и часовые ее знали.
В особняке ее встретил денщик, который начал работать у Ильгена лишь несколько дней назад.
Валя это хорошо знала, но, сделав удивленное лицо, сказала:
— Я из рейхскомиссариата. А где же старый денщик?
— Та вже у Берлини!
— Зачем он туда поехал?
— Поволок трофеи. Прошу, фрейлен, до хаты, там обождете.
— Нет, я дожидаться не стану. Мне тут надо отнести еще один срочный пакет. На обратном пути зайду. Генерал скоро будет?
— Должен быть скоро.
Сказав часовому: «Я скоро опять зайду», Валя ушла. За углом она увидела мальчика.
— Беги скорее и скажи, что все в порядке. Пусть едут!
Коля Маленький стремглав побежал на квартиру, где его с нетерпением ждали Кузнецов, Струтинский, Каминский и Гнедюк. Все они были одеты в немецкую форму.
— Валя сказала, что можно ехать, все в порядке! — выпалил он.
— Хорошо. Беги сейчас же на «маяк». В городе сегодня опасно оставаться. Беги, мы тебя догоним, — сказал Кузнецов.
— Тикаю! Прощайте, Николай Иванович!
Коля замешкался минутку, потом подошел к Кузнецову и поцеловал его в щеку.
— Ай, стыд какой! Ты же не маленький! — смеясь, заметил тот и сам поцеловал Колю. — Беги скорее!
Через несколько минут они уже были у особняка Ильгена. Кузнецов в форме гауптмана первым вышел из машины и направился к особняку. Часовой, увидев немецкого офицера, отсалютовал: — Господин гауптман, генерал еще не прибыл.
— Знаю! — резко кинул ему по-немецки Кузнецов и прошел в особняк.
Следом за Кузнецовым шел Струтинский. В передней сидел денщик и дремал.
— Я советский партизан, — отчетливо сказал ему Кузнецов. — Хочешь остаться живым — помогай. Не хочешь — пеняй на себя.
Денщик опешил: немецкий гауптман… партизан!… Дрожа и стуча от испуга зубами, он бормотал:
— Да я зараз с вами… Мы же мобилизованные, поневоле служим…
— Ну смотри!
Обескураженный денщик, все еще не веря, что немецкий офицер оказался партизаном, застыл на месте,
— Как твоя фамилия? — спросил Кузнецов.
— Кузько.
— Садись и пиши, — приказал Кузнецов.
Под диктовку Николая Ивановича денщик написал: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам. Беру с собой генерала. Кузько».
Эту записку положили на видном месте на письменном столе в кабинете генерала Ильгена.
— Ну, теперь займемся делом, пока хозяина нет дома, — сказал Кузнецов Струтинскому. Кузнецов и Струтинский произвели в особняке тщательный обыск, забрали документы, оружие, связали все это в узел.