Это было под Ровно
Шрифт:
Через полчаса Королев вернулся, сел неподалеку от палатки на пенек и начал работать. Из липовой коры надрал лыка, сделал из дерева колодку и заплел лапоть.
Тут же явились шутники:
— Сапоги шьешь, товарищ Королев? В таких, брат, сапогах тебя за английского лорда примут!
Королев отмалчивался и продолжал свое дело.
Через час он уже примерил готовый лапоть. В это время подошел к нему Сарапулов:
— Ну-ка, дай посмотрю.
Взял, повертел лапоть в руках и, не говоря ни слова, унес с собой. Королев, не понимая, что бы это значило, остался сидеть на пеньке.
«Наверно,
Но Сарапулов скоро вернулся назад.
— Товарищ Королев, я сейчас твой лапоть в штабе показывал. Замполит Стехов передал приказание: пару лаптей сплести ему. Потом приказал всем командирам взводов выделить по два человека и направить к тебе на обучение.
Через несколько минут начали подходить «ученики».
— Здесь товарищ Королев?
— Я самый.
— Нас послали к тебе учиться лапти плести.
Собралось восемь учеников. Королев видел, что не все охотно берутся за работу, и начал с «агитации»:
— Вы, ребята, не серчайте, это дело хорошее. Лапоть — старинная русская обувка… Мы сейчас с вами трудности переживаем. Что же нам, мародерничать, что ли? С своего брата крестьянина сапоги снимать негоже, а до фашистов пока не добрались. А я так скажу: лапоть для партизана лучше даже сапог. К примеру, в лаптях при ходьбе нет стука. Надо к врагу потихоньку подойти — ежели в лаптях, то и не слышно. А если ночное дело, и собаки гвалт не подымут. Ну, и мозоли не набиваются. А теперича делайте так, как я. Вот, берите лыко…
На первом же уроке по одному, хотя и некрасивому, лаптю бойцы сплели, а дня через два многие ходили в новеньких лаптях. Так на первое время разрешена была проблема обуви.
Много нужд оказалось у нас в лесу, но из всякого положения в конце концов находился выход. У людей обнаруживались таланты, способности, и как раз в тех делах, в которых отряд нуждался. Так произошло и с испанцем Ривасом. В первое время он растерялся. Та злосчастная ночь, когда он просидел один в лесу с пойманным голубем, видно, вывела его из душевного равновесия.
Ривас был назначен бойцом во взвод, но физически он был слабым человеком, и ему трудно было наравне с другими нести строевую службу. При переходах он так уставал, что его часто приходилось сажать на повозку вместе с ранеными. По-русски не знал ни слова. Дел по его специальности авиационного механика пока никаких не было. Впервые в жизни ему пришлось нести у нас караульную службу. Усталый, растерянный, он стоял на посту и всегда строгал перочинным ножом палочки, нарушая тем самым устав караульной службы. А однажды его забыли сменить, и он совсем пал духом. Мы посоветовались, как быть, и предложили ему с первым же самолетом, который к нам придет, отправиться обратно в Москву. Ривас согласился, но неожиданный случай все перевернул.
Как-то Ривас увидел, что один партизан возится с испорченным автоматом. Он подошел, посмотрел и, покачивая головой, сказал:
— Чу, чу! Ремонтир?
— Вот тебе и «чу-чу», ни черта не выходит! — с досадой огрызнулся партизан.
— Э! Проба ремонтир! — сказал Ривас и занялся автоматом.
Оказалось, что в диске лопнула пружинка. Ривас нашел сломанный патефон — трофей боя на разъезде
С этого началась новая жизнь человека. Бойцы потянулись к Ривасу. Разведчики достали для него тиски, молотки, напильники, и вот не узнать нашего испанца: целыми днями пилит, сверлит, режет. Из ржавого болта одним напильником сделал превосходный боек для пулемета — не отличишь от заводского.
Теперь Ривас повеселел, заулыбался и даже начал полнеть. С рассветом выходил со своим чемоданчиком с инструментами и начинал чинить оружие. Когда было много «заказчиков», он работал и ночью, при свете костра. Потом соорудил себе подобие лампы, которую по-испански называл «марипоса». Заправлялась «марипоса» не керосином, а конским или коровьим жиром. Много оружия, которое было бы брошено, Ривас починил и «вернул в строй».
— Вот человек, золотые руки! — говорили о нем партизаны.
Он, действительно, все умел исправить.
— Ривас, часы что-то стали!
— Э, плохо! Проба ремонтир.
— Ривас, зажигалка испортилась!
— Проба ремонтир!
Когда потом пришел самолет и мы спросили Риваса, полетит ли он в Москву, он даже испугался и, замахав обеими руками, сказал:
— Ни, ни, я полезна, ремонтир!
Так был найден для отряда ружейный мастер.
Походных кухонь у нас с собой не было. Не было, конечно, и настоящих поваров. Да что там говорить, в первое время и продовольствия никакого не было. Было только то, что крестьяне добровольно нам давали.
Порядок распределения продуктов был очень строгий. Все, что разведчики приносили, все до последней крупинки сдавалось в хозяйственную часть, а там уже шло по подразделениям. Ни один боец не имел права воспользоваться чем-нибудь лично для себя.
В каждом подразделении была своя кухня и одна кухня для санчасти, штаба, радистов и разведчиков.
Поваром на штабную кухню был назначен казах Дарбек Абдраимов. Повар ввел свое «меню» — болтушку. Делалась она так: мясо варилось в воде, затем вынималось, а в бульон засыпалась мука. Получалась густая, клейкая масса, которую мы шутя называли «болтушка по-казахски». Ели болтушку вприкуску с… мясом: хлеба у нас не было.
Когда не было муки — а это случалось часто, — вместо болтушки ели толчонку: в бульоне варили картошку и толкли ее.
Если не было муки и картошки, находили пшеницу или рожь в зернах и варили. Всю ночь бывало стоит зерно на костре и кипит, но все-таки не разваривается.
Когда появилась мука, у нас стали печь вместо хлеба лепешки. Дарбек это делал мастерски. Он клал тесто на одну сковородку, прикрывал другой и закапывал в угли. Получались пышные «лепешки по-казахски».
Большим подспорьем служил «подножный корм». В лесу было много грибов, земляники, малины, черники. В подразделениях наладили сбор ягод и грибов. От черники у партизан чернели зубы, губы и руки. Иногда чернику «томили» в котелках на углях костров. Томленая, она была похожа на джем. А если к томленой чернике добавляли трофейный сахарин, то получалось лакомое блюдо — варенье к чаю. Кстати сказать, чаю у нас тоже не было. Кипяток заваривали листьями и цветами.