Это его дело
Шрифт:
— Вы знаете, мне тут припомнился один разговор с Зигмунтом, разговор не совсем обычный, вот я и решил вам позвонить. Разговаривали мы примерно за месяц до его гибели, и, возможно, то, что я вам скажу, не имеет никакого отношения к делу, но все же мне хотелось бы, чтобы его содержание вы знали.
— Все, что касается Стояновского, для нас важно.
— Мне сложно сейчас приехать к вам, — продолжал Адамчик. — Дело в том, что мы взяли на себя повышенные обязательства: до зимних заморозков, досрочно завершить монтаж опор эстакады, и я теперь целыми сутками безвылазно сижу на стройке. Работаем в две смены, а людей, особенно инженерного состава, не хватает, даже не представляю, как мне выбраться к вам хотя бы на час. Я теперь уж и дома
— Нет проблем, — ответил поручик, — я сейчас же сажусь в машину и через двадцать минут буду у вас. Хорошо?
— Конечно, я как раз и хотел вас просить об этом.
Поручик, повесив трубку, передал разговор Шиманеку.
— Возьми машину без милицейских знаков и с водителем, да чтобы он глаз с тебя не спускал.
— Что ты ко мне пристаешь со своими выдумками, — . разозлился Чесельский, — я вроде не американский президент, чтобы ездить с гориллами.
— У тебя башка не зажила, а тебе неймется схлопотать еще раз, — настаивал на своем Шиманек. — Мало тебя полковник предупреждал…
Инженер ждал Чесельского возле своей будки на колесах и сразу же предложил осмотреть стройку.
— Давайте пройдемся, так мы меньше будем привлекать внимание. Хорошо, что вы приехали в штатском.
— А я почти и не ношу формы, — ответил Чесельский, — разве что в сугубо официальных и торжественных случаях.
Они шли вдоль длинного ряда высоченных колонн — опор будущей эстакады. Торуньская трасса на этом участке все заметнее вырастала из земли. Быстрее даже, чем грибы в лесу. Повсюду кипела работа. Поминутно мимо них проезжали бетоновозы, доставлявшие на стройку бетон. Поручик с интересом осматривался вокруг. Инженер давал пояснения:
— Стоимость Торуньской трассы в три раза больше ранее построенной Лазенковской. В будущем здесь будут сходиться все автострады, пересекающие Польшу с севера на юг и с запада на восток, она свяжет всю страну со столицей — с Варшавой.
Чуть сзади за инженером и поручиком следовал еще один человек, тоже в штатском, — сотрудник уголовного розыска, исполнявший роль шофера и, судя по всему, соответственно проинструктированный Шиманеком.
— Теперь то, о чем я говорил вам по телефону, — сменил тему Адамчик. — Дело было так: примерно за месяц или полтора до убийства, точной даты я не помню, Зигмунт сказал мне: «На бетонном заводе цемент теперь стали воровать целыми вагонами». Я не придал особого значения его словам, поскольку знал, что для Зигмунта любой, кто работал чуть хуже, был уже вором и жуликом. А потом, помедлив, добавил: «Сейчас всюду, от Жераня до самой Яблонной, все строят себе теплицы. А похоже, никто из этих «огородников» по официальным каналам цемент не покупает. Во всяком случае, в таких количествах, которые необходимы для всей постройки. Где же они берут стройматериалы? Проще всего, конечно, цемент раздобыть у нас. Под боком. Цементовоз свернет в сторону, сбросит пару мешков и, даже не опоздав, как ни в чем не бывало прибудет на стройку.
— Любопытно… и, возможно, правда? — отозвался поручик.
— Тогда я не придал этому особого значения и сказал: «Ты знаешь, Зигмунт, у нас своих забот полон рот, не бери себе в голову чужие. Для нас что главное? — вовремя получать бетон. А цементом пусть занимаются те, кому положено, — на комбинате. У них жесткие нормы, они знают, сколько бетона должно получиться из одной тонны цемента. Так что пусть уж они и контролируют. Дело это не твое». Но Зигмунт уперся: «Да что — количество?! Количество всегда получится: возьмут чуть побольше воды и щебня — вот тебе и количество. Воду никто не проверяет — бог ее знает, сколько залили, а щебень получают целыми составами, и контроль за ним не такой, как за цементом. На бетономешалках ничего не стоит выкроить несколько, а то и десяток
— Тут он был прав: месяца не проходит, чтобы милиция не накрыла расхитителей стройматериалов, — согласился поручик.
— А я, честно говоря, тогда разозлился на Зигмунта — вечно ему надо совать нос не в свои дела. «Вот и пойди, — сказал ему, — к директору бетонного завода, а то и к самому генеральному, только мне голову не морочь. У меня и своих забот хватает — некогда на чужие подворья заглядывать, сотни людей под началом, и за каждым присмотри, а ты тут цепляешься за какой-то мешок цемента».
— Ну а что он?
— Сказал — пойдет, только сначала соберет факты, чтобы все было ясно.
— И ходил?
— Не знаю. Мне вскоре пришлось выехать в командировку в Чехословакию, а когда я вернулся, Стояновский уже погиб.
— А вы сами не интересовались на комбинате или у дирекции, имели у них место факты хищения цемента?
— Нет, лично я не интересовался и не знаю, обращался ли к ним Стояновский, хотя думаю, что его предположения могли иметь основания. Если говорить откровенно, я и сам не раз задумывался, откуда люди, строящие теплицы, берут цемент, стекло, жесть, а тем более железную арматуру, которую достать еще труднее, ведь она почти не бывает в розничной продаже. И не секрет, что частные строения растут порой куда быстрее, чем многие наши заводские корпуса, строящиеся государственными организациями, которые в принципе не должны иметь недостатка в стройматериалах. Весь этот разговор с Зигмунтом пришел мне на память только сегодня, и я тут же позвонил вам, так что у меня не было даже времени проверить какие-либо факты.
— Ну что ж, может быть, даже лучше, что об этом никто не знает, — решил поручик. — Если инженер Стояновский нащупал верный путь раскрытия махинаций и его смерть с этим связана, предпочтительнее, чтобы наш разговор остался в тайне — для вашей личной безопасности. А мы по своим каналам проверим, насколько основательными были предположения Стояновского.
— Вы полагаете, они могли его за это убить?
— Если речь идет не о мелких хищениях, а о крупном деле, поставленном на широкую ногу, то замешанные в нем люди из опасения быть разоблаченными могли не остановиться и перед убийством.
— Крупные хищения на бетонном заводе возможны только с ведома и с участием его руководства. Директора завода, инженера Верначика, я хорошо знаю. Это безусловно честный человек.
— А другие? Вы тоже готовы поручиться за их честность?
На лице Адамчика отразилась неуверенность.
— За последний год у них много людей сменилось, особенно инженерного состава, и я знаю не всех. Но многих, работающих давно, знаю хорошо и не думаю, чтобы они оказались способны на столь неблаговидные дела.
— Обычно любая преступная группа, — заметил поручик, — начинает с мелких краж и хищений, а затем, когда воочию убедится, что отработанная ею система хищений — совершенна и раскрыть ее никому не удастся, «дело» разрастается, а привычка преступников к легкому и быстрому обогащению приводит к непомерному росту аппетита. Такова история всех крупных дел, связанных с хозяйственными преступлениями. Вспомните аферы с мясом, с текстилем, громкое «ртутное» дело и другие. Сам директор может быть кристально честным человеком, а расхитители будут орудовать за его спиной. Достаточно, если в сговор войдут кладовщики, сторожа, шоферы и лица, осуществляющие контроль за использованием цемента. Документация при этом всегда будет в полном ажуре. Директор ведь не может неотлучно находиться подле бетономешалок и лично контролировать, сколько в них загружается щебня или заливается воды. А полученные за их счет излишки цемента тем временем будут спокойно уплывать за ворота.