Это моя дочь
Шрифт:
— Да, — совершенно серьёзно ответила она.
Она знала, что делала. Знал что делать и я — выбросить её из своей постели и жизни. Сейчас же, она испытывает моё терпение. Но её тело было таким гладким и податливым, что я поневоле помедлил какую-то долю секунды. Ей этого хватило. Закинула руки на мои плечи, притянула к себе, прижалась прохладным ртом к моему. Я…я поцеловал её. Взыграло изнутри, напоминая, что женщины у меня не было очень давно — не до того было, со всеми этими драмами. Потянулись руки знакомиться с женским телом. Но…
— Ольга, —
Поднялся с её, смутно белеющего в темноте тела, набросил на себя халат.
— Мне больше нечего предложить, — глухо ответила она, не делая даже попытки прикрыться.
Я не видел в темноте черт её лица, но наверное, глаза не закрыты. Из под сомкнутых век катятся слезы. Если она и плакала, то совершенно молча.
— Вам просто нужно принять правду, — подытожил я. — И жить с ней.
— Я не смогу, — перешла на едва слышный шёпот. — Я тогда сойду с ума, Демид, точно сойду.
Первый раз обратилась ко мне по имени. А потом… села в постели. Попыталась встать и просто сползла на пол. И теперь уже определённо точно заплакала. Некрасиво, громко вслипывая и поскуливая, как побитая собака. Я хотел было включить свет, но понял, что темнота ей сейчас поможет. Выплакаться, выплеснуться вместе с этими слезами, собраться силами, и снова быть Ольгой-Терминатором, которая способна на все.
— Вы любили её? — тихо спросила она.
— Очень, — честно ответил я. — Больше жизни. Больше, чем когда либо умел любить.
Тишина, и снова осторожный шепот.
— Как её звали?
— Аня, — улыбнулся я. — Анютка.
Ольга коротко всхлипнула, и утихла, уткнувшись лицом в колени. Глаза к темноте уже привыкли, я лучше её видел. И я не знал, что с ней делать. Не вообще, а именно сейчас. Утешение женщин вообще не мой конёк, и это при условии, что она не купила туфли мечты по скидке. А уж если такая драма…
Я сел на кровать, рядом с ней. Она на полу. Погладил по волосам. Неожиданно она потерлась о мою руку, словно кошка, я успел ощутить влагу на её щеках. А потом потянула меня за руку, к себе, на себя. Рухнул я неловко, неудобно, коленями о пол. Но между моих ног была она. Голая совершенно. Заплаканная. Руки тянутся к моему халату, под которым тоже — ничего. Стягивают с плеч. Я подумал — какого черта мне разыгрывать чистоту и непорочность? Тем более сейчас, как никогда, это кажется естественным. Опускаюсь на неё всем весом своего тела, раздвигаю женские ноги коленом…
— Просто мне было это нужно, — говорит она потом. И добавляет, — у меня кроме мужа никого не было. Вы мой второй мужчина.
Смеётся горько. Я ей верю сейчас. Не касаюсь её больше — Сейчас это лишнее.
— Ольга, — начинаю я, но она перебивает.
— Знаю. Вы скажете, что своим телом я не смогу купить место возле дочери. Я это слышала. А чем могу? Я готова на все.
Я снова ей верю.
— Правдой, — отвечаю я. — Достаньте мне правду. Я не смог.
Поднимается с пола молча. Уходит, как пришла — нагой. Я лежу некоторое время и думаю. А потом делаю то, что давно собирался и никак не мог. Звоню. Ночь, но трубку берут почти сразу.
— Да?
— Настя… я нашёл нашу дочь. Я вернул её домой.
Глава 20. Ольга
Мне не стыдно за то, что я сделала ночью, Бог мой, стыд это такая малость, такая глупость, такая ерунда. Ночью принимаю душ — не могу лечь к ребёнку в постель когда ещё пахну им. Трусь мочалкой медленно, тщательно. Не думаю.
Когда была моложе очень читать любила, сейчас на это просто нет времени. Так вот, одна из моих любимых героинь говорила — не буду думать об этом сегодня. Подумаю завтра. Это — великая мудрость. Нужно отодвигать мысли по максимуму, чтобы не накрыло снежной лавиной, не разорвало. Прижимаюсь к сонной Дашке. Обнимаю едва-едва, не разбудить бы.
— Ты уходила, — шепчет она.
— Просто в туалет, — привычно лгу я. — Спи зайка.
Она засыпает, а я ещё долго слушаю её дыхание. Утром просыпаюсь первой, но Дашка, моя засоня, которую так сложно было в садик разбудить, вскакивает сразу за мной. Она боится выпустить меня из виду. Боится, что я уйду и не вернусь больше, и этот её страх меня убивает. Я хочу, чтобы моя смелая малышка, с глазами моего врага, не боялась вообще ничего. Я хочу, чтобы она была счастливой.
Завтракаем все вместе, молча. Дашка то на меня смотрит, то на Шахова, но послушно ест.
— В садик хочется, — вдруг вздыхает она.
А мне хочется в нашу прошлую бесприютную, но такую счастливую жизнь. Шахов уезжает вскоре после завтрака и становится немного легче дышать. Наверное, зря я сделала это ночью. Зря хваталась за него судорожно, как утопающий за соломинку, обнимала его руками и ногами, отдавалась молча и яростно, так, словно в последний раз в жизни.
Мы были в игровой, когда он вернулся. Лежали на полу и читали книгу, пленники этого роскошного дома. Я пленница добровольная, думаю Шахов был бы просто счастлив если бы я убралась из его жизни раз и навсегда. Но я не могу позволить себе сдаться. Я сильная, я справлюсь, не раз справлялась. Шахов показался в открытых дверях и я сразу поняла — есть результаты.
Я не могла себе лгать больше. Я знала, что результаты эти покажут. Но Господи, как я надеялась, что анализы будут делать долго. Долго-долго. Настолько, что Дашка бы выросла, и тоже стала сильной, смогла принять правду, которая больше похожа на эпизод из слезоточивого сериала — ведь в жизни так не бывает.
Молча поднялась и собралась идти за ним, как Дашка поймала меня за руку, совершенно игнорируя няню.
— С тобой пойду, — сказала она твёрдо.
— Я не выгоню её, — обещал Шахов. — Она к тебе вернётся.