Это моя собака (Пять повестей для детей)
Шрифт:
"Милый мой тезка, Пират, - писал я, - ты знаешь, какая собачья жизнь у собак в городе. Я с такой радостью вспоминаю наше с тобой лето в деревне и так завидую тебе, что ты постоянно живешь на воле.
В городе собака делается несамостоятельной, даже глупой. Иллюстрируя эту сентенцию, я тебе расскажу один случай.
Пал Палыч взял меня как-то к своему приятелю в один дом, в гости. Квартирка у него малогабаритная, санузел совмещенный (ну это когда, скажем, и речка, и лес были бы вместе).
Пришли мы, сели, ведем интеллектуальную беседу.
Но
А местный пес, похожий на сардельку Бассет, очень витиевато и надменно меня поприветствовал. В городе вообще, знаешь, такого вот нет, чтобы запросто. Сперва полчаса приветствуешь. Стараешься не огрызаться. Потом положат тебе в миску - сразу не хватай; и еще много всего, что так приятно забыть в деревне. Для чего, спрашивается, рассказываю тебе все это?
По-моему, ты очень правильно живешь. Условности - они губят.
Словом, после встречи с тобой я любое живое существо подвергаю пытливым расспросам: "А для чего ты живешь? "
Иногда я слышу в ответ: "Для интерьера" или "Для декора", "Для услаждения взоров хозяев". Словом, такая вот собачья мура, а тут вдруг в этих самых гостях, от вислоухого Бассета услышал нечто необычное: "Я защищаю хозяев от опасности".
Боже мой, - подумал я, - я у них тут в квартире еще и опасность какая-то! Я стал тревожно оглядываться и прислушиваться. Даже вышел в коридор и понизил голос до шепота. Представляешь шепчущую собаку?
Мой Пал Палыч, ничего не подозревая, сидел в соседней комнате и беседовал с хозяином; их голоса не были тревожными, и я подумал: а успеет ли хозяин сардельки предупредить моего хозяина об опасности, или мне это лучше сделать самому? На всякий случай я принял боевую стойку, ощерился, - но мой знакомец мне говорит:
– Вы не беспокойтесь, - говорит, - сейчас без пяти восемь, вепрь прилетит только через пять минут, и, уверяю вас, я сумею его испугать и справлюсь с ним один. Вам не надо беспокоиться. Можете подождать меня в коридоре или в комнате. Ничего не поделаешь, служба.
И с этими словами он побежал в кухню.
Я, честно говоря, зауважал своего нового знакомца. Быть таким хладнокровным в минуты страшной опасности - это, брат, в наше время редкость.
Я притих: ну, не будешь же в самом деле приставать к собаке, когда ей предстоит через пять минут схватка. Я еще раз тоскливо оглянулся на дверь, за которой сидел Пал Палыч.
"Какое счастье, - думал я, - что в нашей квартире нет вепрей".
Все в квартире затихло, я тоже притаился и вдруг услышал совершенно явственно голос сарделькиного хозяина, обращенный к Пал Палычу.
– Хочешь, - говорил хозяин, - увидеть аттракцион? Мой дурачок сейчас будет отрабатывать свой хлеб. Пойдем в кухню, я тебе покажу кое-что.
И они пошли в кухню, я от нечего делать поплелся вслед за ними.
И что же я увидел, когда истекли эти три минуты?! Мой бедный знакомец лаял на... кукушку! Обыкновенную кукушку в часах!... Естественно, что она "прилетала" или, вернее, появлялась в точно определенное время в маленьком окошечке.
Хозяин сардельки ужасно сеялся и даже дал своему псу чего-то вкусного, кажется конфету. Предложил он конфету и мне, но мне этот аттракцион был неприятен, и я отказался. Зачем же так унижать собаку?! Надо ей объяснить то, чего она не понимает, а не унижать. Еще неизвестно, кто глупее - она или хозяин. Она ведь считает, что выполняет свойдолг...
Словом, у меня было неважное настроение, и мы с Пал Палычем на обратном пути молчали всю дорогу. И Пал Палыч меня прекрасно понимал. Я чувствовал это.
Вот, брат, до чего доводит городская жизнь!
Слушай, я ужасно по тебе соскучился. Еще соскучился по нашей хозяйке тете Груше, по корове Фросе, Кузьме Егоровичу, Анюте... Так хочется побегать на воле! Даже, кажется, с удовольствием бы на цепи посидел, только бы не в квартире. Тут взбесишься не то что на кукушку - на собственное отражение в зеркале и то залаешь. Кстати, об отражении.
Пришел тут недавно какой-то приятель или знакомый Пал Палыча. Пришел, казалось бы, в гости, а в какой-то форме. Не знаю, зачем ему это было надо. И весь вечер сидел и только собой любовался. И в зеркало глядел, и в отражение книжного шкафа. Скажет слово и смотрит, как на него кто отреагировал. Или съест кусочек чего-то и снова смотрит. Странный человек. Уж так он всем надоел! И Мама-Маша несколько раз уже глазами показывала Пал Палычу, дескать, Костеньке давно пора спать, а гостю и честь знать. Но не понимает гость, и все тут, а еще завел какой-то длинный и страшно, по-моему, скучный разговор о какой-то награде, знаке, что ли. И гость и так его показывает и эдак - этот знак, и свинтил, и снова надел, и подержать хозяевам дал...
Тут уж я понял, что настало время мне вмешаться и проучить честолюбца. Я вышел в соседнюю комнату и через минуту вошел обратно, держа в зубах свой ошейник. На нем красовалось множество медалей: свидетельства моих заслуг и участия в различных собачьих выставках. Я подошел к гостю и сунул ему в руки ошейник.
С минуту длилось молчание, после чего гость встал и принялся откланиваться.
– Молодчина, Пиратка, - сказал мне Пал Палыч, когда гость ушел, чувствуешь ситуацию.
Вот такие люди встречаются в городе.
Слушай, мне пришла в голову идея, а почему бы тебе тоже не научиться писать? Писали бы друг другу письма, сообщали бы новости и, глядишь, помогали бы обоюдно, как пишут в газетах, и деревне и городу. Попробуй. А то бы вместе книгу написать?.. Дело хорошее.
Хочешь, я черкну несколько слов бабушке Груше, чтобы в свободное время поучила тебя грамоте? Это совсем не сложно. Посмотри, сколько людей сейчас пишут книги. Я однажды был в скверике возле Союза писателей и кое-что слышал о том, как это делается. И как люди становятся членами этого Союза... М-да-а...