Это случилось осенью
Шрифт:
Она так его хотела! Пусть возьмет ее! Она не боялась, что будет больно или что будет потом… Граф вдруг грубо оттолкнул ее, вскакивая. Оглушенная и ничего не понимающая Лилиан лежала ничком на бархатистой траве.
— Милорд? — осмелилась она позвать шепотом, а потом попыталась сесть.
Уэстклиф сидел рядом, обхватив руками колени. Едва глянув на него, Лилиан с отчаянием поняла, что он вновь стал самим собой — холодным, исполненным самообладания и уверенности в себе.
Уэстклиф заговорил довольно холодно:
— Что и требовалось доказать, Лилиан.
Как будто дал ей пощечину! Она отпрянула, расширив глаза от гнева.
Только что она горела жарким пламенем желания, и вот теперь ей кажется, что ее одурачили. Такое было нелегко вынести.
Ошеломляющая, всепожирающая близость оказалась всего-навсего уроком. Ему хотелось доказать, что она слишком неопытна. Он использовал ее страсть и доверие, чтобы поставить на место. Значит, она не годилась ни для брака, ни для постели? Лилиан захотелось умереть. Придерживая рукой спадающее белье, она униженно подползла поближе и с ненавистью уставилась на Уэстклифа.
— Это мы еще посмотрим! — выпалила она. — Я смогу сравнить вас обоих. Если попросите как следует, я расскажу вам…
Одним быстрым толчком Уэстклиф повалил ее на траву, прижав голову к земле.
— Держитесь от него подальше, — рявкнул он. — Вы ему не достанетесь!
— Почему бы и нет? — спросила Лилиан, пытаясь брыкаться, когда он плотнее навалился ей на ноги. — Я и для него недостаточно хороша? Полукровка!
— Вы слишком хороши для него, и он бы первым это сказал.
— Он нравится мне все больше! Не так придирчиво выбирает…
— Лилиан, успокойтесь! Черт возьми, Лилиан! Да посмотрите же на меня!
Уэстклиф ждал, пока она не затихла.
— Я просто не хочу, чтобы вам причинили боль.
— Надменный идиот! А вам не приходило в голову, что именно вы причиняете мне боль!
Теперь настал его черед ужаснуться. Уэстклиф вздрогнул, как от удара, и молча уставился на нее. Лилиан казалось, что она слышит, как гудит от напряжения его живой ум, пытаясь найти объяснение ее дикому заявлению.
— Слезьте с меня, — мрачно приказала Лилиан. Он встал, переступив через нее, схватил корсет.
— Давайте я вас зашнурую. Вы не можете вернуться в дом полураздетая.
— Разумеется! — ответила она с гримасой бессильного презрения. — Посмотрим, как вы справитесь.
Закрыв глаза, она позволила ему натянуть на нее корсет и поправить сорочку. Опытной рукой Уэстклиф зашнуровал ее и наконец разжал руки. Она вскочила, словно испуганная лань, и бросилась к выходу, скрытому пышно разросшимся плющом. Наугад раздвинула нависающие ветви и принялась нащупывать задвижку, сломав при этом два ногтя.
Уэстклиф подошел сзади и обнял ее за талию, невзирая на ее яростные попытки освободиться. Притянув ее к себе так, что их бедра соприкоснулись, он прошептал ей на ухо:
— Вы сердитесь потому, что я занимался с вами любовью? Или потому, что не довел дело до конца?
Лилиан облизнула
— Я злюсь, мерзкий лицемер, потому, что вы никак не можете решить, что же со мной делать.
И она изо всей силы толкнула его локтем под ребро.
Уэстклиф словно и не почувствовал удара. Он с издевательской учтивостью выпустил Лилиан, и она выскочила из тайного садика, как ошпаренная кошка.
Глава 15
А Маркус занялся собой. Нужно было успокоить кипящую в душе страсть. Лилиан почти удалось заставить его потерять контроль над собой. Он ведь почти взял ее прямо на траве, как безумное чудовище. Крошечный проблеск самосознания, как в бурю слабый огонек свечи, предостерег его от непоправимого шага. Он бы обесчестил ее! Невинную девушку, дочь одного из гостей! Боже всемогущий, он, должно быть, сошел с ума.
Маркус медленно брел по саду и пытался разобраться в том, что произошло. Раньше он и представить не мог, что способен на такое. Подумать только! Всего несколько месяцев назад он смеялся над Саймоном Хантом и его страстью к Аннабел Пейтон. Он и понятия не имел, что такое всепоглощающая страсть, ни разу в жизни не чувствовал ее жестокой хватки. Теперь же ему казалось, что его разум и воля в разладе друг с другом.
Сейчас Маркус не узнавал самого себя. С Лилиан он мог быть как никогда живым, и мир заиграл новыми красками, как будто одно ее присутствие обостряло все его чувства. Она, просто очаровывала, заставляла смеяться. А как она возбуждала его! Если бы только он мог лечь рядом с ней и утолить эту страсть. Но рациональный ум не мог забывать слова матери. Графиня однажды сказала: «Возможно, нам удастся навести внешний лоск на сестер Боумен, но это будет всего лишь маскировка. Ни одна из этих девушек не обладает достаточной податливостью, чтобы вылепить из них что-то стоящее. Особенно старшая мисс Боумен. Сделать из нее леди — все равно что получить из сусального золота настоящий драгоценный металл. Ее не переделаешь!..»
Вот это и есть одна из причин, почему Маркуса так тянет к Лилиан. Ее живая энергия и непокорность были для него как порыв свежего зимнего воздуха, который ворвался в душную комнату. С другой стороны, бесчестно было бы продолжать оказывать Лилиан знаки внимания, зная, что ничего хорошего из этого не выйдет. Им не быть вместе. Он должен оставить ее в покое. Она именно об этом и просила. Но как же это трудно…
Маркус принял решение, пытаясь прийти к согласию между умом и сердцем. Но не тут-то было!
Он миновал сад и пошел к дому, полный грустных мыслей. Ему даже казалось, что прекрасный пейзаж вдруг померк, потускнел, как будто он смотрел на него сквозь пыльное окно. Внутри огромного дома все выглядело мрачным и затхлым. «Ни в чем не найти мне радости», — подумал Маркус и рассердился. Нельзя же так распускаться! Ему следовало бы переодеться, но он направился прямо в кабинет. Войдя в открытую дверь, граф увидел за письменным столом Саймона Хаита, внимательно изучающего какой-то официальный документ.