Это смертное тело
Шрифт:
— Ее брата? — Нката оторвал глаза от записной книжки.
Гордон Джосси сказал, что брата зовут Робби Хастингс, и Нката записал имя.
— Он сказал, что не знает, в чем дело. Я ему не поверил — он меня никогда не любил. Думаю, он был рад-радешенек, что Джемайма со мной порвала. Мне ничего не удалось от него узнать. Под конец я сдался. А потом, — он благодарно взглянул на Джину Диккенс, — в прошлом месяце я повстречался с Джиной.
— Когда вы последний раз видели Джемайму Хастингс? —
— Утром того дня, когда она от меня уехала.
— А именно?
— На следующий день после Гая Фокса. В прошлом году. — Он отхлебнул из бокала и вытер рот рукой. — Ну а теперь вы скажете мне, в чем дело?
— Ответьте, выезжали ли вы из Хэмпшира на прошлой неделе?
— А что такое?
— Будьте добры, ответьте на вопрос.
Джосси покраснел.
— Да что такое? В чем дело? Где вы взяли эту открытку? Я законов не нарушал. В телефонных будках Лондона сколько угодно открыток, эта хотя бы приличная.
— Эта открытка была среди вещей Джемаймы в ее комнате, — ответила Барбара. — К сожалению, должна сказать, что она умерла. Ее убили в Лондоне шесть дней назад. Так что я снова задам вам этот вопрос: вы выезжали из Хэмпшира?
Барбара слышала выражение «побелеть как полотно», но никогда не видела, чтобы это происходило так быстро. Должно быть, у Гордона Джосси такая кожа: его лицо быстро краснело и бледнело с такой же скоростью.
— О господи, — пробормотала Джина Диккенс и попыталась взять Джосси за руку.
Ее движение заставило его отшатнуться.
— Что значит — «убита»? — спросил он у Барбары.
— Разве у этого слова есть другое значение? Вы выезжали из Хэмпшира, мистер Джосси?
— Где она умерла? — спросил он и, поскольку Барбара не ответила, обратился к Нкате: — Где это случилось? Как? Кто?
— Ее убили в месте, которое называется кладбище Абни-Парк, — сказала Барбара. — Итак, мистер Джосси, я должна вас спросить…
— Здесь, — глухо ответил он. — Я никуда не выезжал. Я был здесь. Был здесь.
— Здесь, дома?
— Нет. Конечно нет. Я работал. Я…
Он как будто впал в транс. Или, подумала Барбара, он пытается срочно придумать себе алиби, о котором заранее не позаботился. Джосси объяснил, что он кровельщик, что получил задание, крыши он кроет каждый день, за исключением выходных и некоторых пятничных вечеров. Его спросили, может ли кто-нибудь подтвердить этот факт, и он ответил, что да, конечно, его помощник. Он назвал его имя — Клифф Ковард — и продиктовал его телефон.
— Как… — Он облизнул губы. — Как она… умерла?
— Ее зарезали, мистер Джосси, — сказала Барбара. — Она истекла кровью, прежде чем ее нашли.
Джина схватила Джосси за руку, но ничего не сказала. Да и что она могла сказать в ее-то положении?
Барбара подумала над этим: ее положение — это уверенность или отсутствие таковой?
— А вы, мисс Диккенс? Вы выезжали из Хэмпшира?
— Нет, конечно нет.
— А шесть дней назад?
— Не помню. Шесть дней назад? Я ездила только в Лимингтон. За покупками… в Лимингтон.
— Кто может это подтвердить?
Она молчала. Настал момент, когда кто-нибудь из этих двоих мог воскликнуть: «Уж не думаете ли вы, что я имею к этому отношение?» — однако никто этого не сказал. Вместо этого они уставились друг на друга. Наконец Джина сказала:
— Не думаю, что кто-либо может подтвердить это, за исключением Гордона. Но зачем это надо подтверждать?
— Может, у вас остались чеки?
— Не знаю. Сомневаюсь. Чеки ведь обычно выбрасывают. Я посмотрю, но не думаю… — Она явно испугалась. — Я постараюсь отыскать их. А если не смогу…
— Что за глупости! — Джосси адресовал эту ремарку не Джине, а Барбаре и Уинстону. — Что она могла сделать? Устранила соперницу? Да ведь и не было никакой соперницы. У нас с Джемаймой все закончилось.
— Верно, — сказала Барбара, кивнула Уинстону, и он захлопнул свою записную книжку. — У вас и Джемаймы все закончилось. Это точное слово.
Он вошел в сарай. Хотел вычесать Тесс — в такие моменты он всегда делал это, — но собака не прибегала, как он ее ни высвистывал. Он стоял как дурак возле столика, на котором обычно совершал эту процедуру, и кричал с пересохшим ртом: «Тесс! Тесс! Иди сюда, собака!» Бесполезно. Животные — чуткие существа, и Тесс понимала, что что-то неладно.
Зато пришла Джина.
— Гордон, почему ты не сказал им правду? — тихо спросила она.
В ее голосе он услышал страх и выбранил себя за этот ее страх.
Разумеется, она должна была спросить. В конце концов, это резонный вопрос. Нужно поблагодарить ее за то, что она ничего не сказала копам. Он знал, как они посмотрят на его ложь.
— Разве ты не ездил в Голландию? Ты ведь был там. Заказывал камыш, который там выращивают. Турецкий камыш быстро изнашивается. Ведь ты туда ездил. Почему же ты им не сказал?
Гордон не хотел на нее смотреть. Он слышал все в ее голосе, поэтому не хотел смотреть ей в лицо. Но ему пришлось посмотреть ей в глаза по простой причине: потому что это была Джина, а не кто-то другой.
И он посмотрел. И увидел не страх, а тревогу. Она тревожилась о нем, он знал это, и это знание делало его слабым и отчаявшимся.
— Да, — подтвердил он.
— Ты ездил в Голландию?
— Да.
— Так почему ты просто не сказал им об этом? Почему ты сказал… Тебя ведь не было на работе, Гордон.