Эту сцену построила ты
Шрифт:
Каждая минута моей жизни наполнялась до краёв тревожностью и тем, что я не могла описать словами. Это состояние начиналось с самого утра, когда я просыпалась и даже не успевала ещё открыть глаза. В эту минуту я уже мечтала, чтобы наступила ночь, чтобы сегодня всё было чуточку иначе, чтобы настроение сегодня, словно по щелчку, стало по-настоящему солнечным и тёплым.
Сначала я пыталась избавиться от этих мыслей, но ловила сильное внутреннее сопротивление. Будто передо мной возводили огромную стену, а я врезалась в неё на полной скорости, пытаясь заглянуть по ту сторону. Я старалась
Но веселее не становилось. Непогода внутри усиливалась. А я уже сама своими руками швыряла молнии в тех, кто был так близок сердцу. Швыряла и ругала себя, но у меня не было никаких сил разогнать тучи и вернуть яркое солнце. И в какой-то момент мне показалось, что так будет теперь всегда. Ну, или до тех самых восемнадцати лет, пока дети не обретут свою истинную красивую свободу от мамы-тирана. И вместе со свободой прихватят выигрышный билет к психологу до конца жизни, потому что их детство стало пыткой и попыткой быть удобной для бушующей мамы.
Кажется, я слишком сильно обнажила здесь себя и свою душу. Показалась вам такой странной и неуклюжей, словно и не взрослая совсем. И если вы сейчас захлопните книгу и забудете, каким непривлекательным может быть образ молодой мамы, я вас пойму. Но если вы останетесь, я покажу вам, что случилось в то утро. В утро, когда я снова закидывала на себя невидимые мешки страхов, лишней ответственности и неприятного настроения. В утро, когда я собиралась прожить уже привычную жизнь, вдруг резко ворвалась она…
Внутри человека много «я»
…вдруг резко ворвалась она.
Она откуда-то выросла передо мной и теперь поливала цветы. Мои цветы. Она посмотрела на ещё спящих детей и улыбнулась. На моих детей. Я как будто знала её, но не понимала, откуда. Красивая, летящая, стройная и счастливая. Она так искренне улыбалась, как будто в жизни нет проблем. И вместе с ней в комнате появилась лёгкость, стало светлее. Я на мгновение представила, как она весело смеётся с детьми, когда играет. И не прячется от них в туалете. Как с наслаждением встречает мужа с работы, целует и обнимает подолгу. Как составляет меню на неделю и охотно делает зарядку каждое утро. И тогда я замерла и оказалась в хорошем шоке (это у меня сын так заменяет слово «офигел» :)
Я очень хорошо помню тот момент, когда вдруг увидела её. Я ощутила внутри то ли укол, то ли тёплые объятия, то ли сильный удар в солнечное сплетение. Во рту стало горько, будто я зачем-то вгрызлась в корку лимона. Кто-то провалился в моё горло и застрял там. И теперь мне сложно было говорить. В животе кто-то активировал беспилотник, который врезался в стенки и вызывал тошноту. Руки стали влажными. Тогда я села на диван и спряталась за детской книжкой.
Девушка не была реальной, но в тоже время она была самой настоящей. Я закрыла глаза и попыталась понять, кто её сюда пригласил? Почему она ведёт себя как хозяйка? Ведь это мой дом. Это мои мысли. Это сцена моей жизни. Да, пока на одного. Да, небольшая и плохо освещённая (самые яркие лампочки же перегорели где-то в прошлых абзацах). Но она моя.
И вдруг эта дива. Такая волшебная и манящая. Моё смятение сменилось смущением и скованностью. Меня резко охватила волна паники и чего-то очень мимолётного, что я упускаю день за днём.
– Кто ты? – спросила я, чуть отодвинув и книгу в сторону. Но в каждом красивом фильме или романе, конечно же, необходимо то самое, что будет мешать главному герою найти ответ. А я совсем не сопоставляла себя с какой-то особенной, поэтому приняла как данность детский плач, который разрушил в моей голове образ этой девушки, и вернулась в привычный ритм.
Время – половина седьмого утра. Пустынная кухня начинает оживать от звука урчащих после ночи животов и вкусного аромата блинов на сковороде. А я раньше не умела готовить блины. Они получались кривыми, прилипали к лопатке и постоянно рвались. Тогда я решила, что печь блины – совсем не моя история. Но дети просили. И сгущёнка ждала своего звёздного часа в холодильнике. Пришлось научиться. Это могла бы стать красивая история для очередной сильной лекции какого-нибудь коуча, но я ещё не доросла до такого большого и смелого уровня. Поэтому просто факт из жизни – я научилась делать то, что считала для себя невозможным.
«Вдруг она больше не появится?» – завела я монолог в своей голове. От этой мысли было одновременно и страшно, и очень хорошо. Как на экзамене в одиннадцатом классе. Стоишь около билетов, и тебя охватывают десятки эмоций: от бешеного интереса, а что же тебе достанется, до сковывающего пальцы страха, если вдруг попадётся то, на чём ты вчера вечером уснула. В такие моменты совершенно непонятно, к какому сценарию ты больше готова, потому что любой путь будет сложным в какой-то степени. Или, как сейчас модно говорить, интересным.
Я пожарила уже шесть блинов, но она всё равно не приходила. «А вдруг я просто свихнулась? Никакой красотки не было?» – промелькнуло у меня в голове. Я даже выдохнула.
– Была, – вдруг услышала я за спиной. Я резко развернулась и снова увидела её. Красивая домашняя одежда, причёска, улыбка – она точно была не из моего пространства. Я в снова вытерла испачканную в масле ладошку о футболку и выставила две руки перед собой, как будто вот-вот собиралась поймать мяч. Но мне никто не пытался забить гол и даже не давал пас. Тогда я осмелилась на разговор.
– Пока ты снова не исчезла, ответь мне на вопрос, хорошо? Кто ты? – я тараторила так быстро, как будто боялась передумать спрашивать и узнавать какую-то сложную правду, которая должна была заменить часть моей жизни.
– Я – это ты, – спокойно ответила она.
– Так не бывает, – в эти секунды мой мозг начинал лихорадочно сходить с ума, – ты не можешь быть мной. Ведь вот есть я! – я нервно схватила себя за руку так сильно, что оставила следы от ногтей. Кривые, конечно, следы, потому что маникюр надо было сделать уже пару месяцев назад. Но я чётко ощутила себя. И напротив себя стоять я никак не могла.