Ева. Минус на минус
Шрифт:
– Тогда почему ты не хочешь умереть? – И сказано это было таким тоном, что последнее слово можно было заменить на «сдохнуть», и никто бы не заметил.
Подруга плавно перевела взгляд на отважную блондинку:
– Милочка, я не эмо. Это они мечтают торжественно отойти в мир иной.
– А о чем мечтаешь ты? – не отставала Оля.
Полина кровожадно и как-то предвкушающе ухмыльнулась:
– Отправить туда кого-нибудь особо кусачего. Хочешь, запишу в кандидаты?
– Дамы, брейк! – Я вскинула руки и замерла между девчонками. Поля была, как всегда, уверена в
– Покупают билеты. Сказали подождать возле автобуса.
– Тогда идем. – Я демонстративно улыбнулась и первая, хорошим маршем, скрылась за углом вокзала.
– Ева! – крикнула вдогонку Полина. – Налево! Автобусная остановка там.
Круто развернувшись, я потопала в другую сторону. Оля, гордо вскинув нос, вырвалась вперед и вскоре скрылась из виду в толпе других приезжих.
– Слушай, я вообще не понимаю, что с ней, – шепнула я подруге. – То ласковая, то злобная, то всего на свете боится, то едва в драку не лезет. Странная девочка.
– Не-а, – отмахнулась готесса. – Это не она странная. Это ваш Егор – удод. Он ей мозги пудрит, а она на окружающих срывается.
– Но почему? Это же нелогично! – Я посмотрела на изогнутую бровь Поли и вздохнула. – Согласна, аргумент не самый удачный, но…
– Забей, – отмахнулась подруга. – У нас поход, разве нет? Прогуляется в лесу, подышит воздухом – и ее попустит. А нет – так на меня нарвется.
– И?.. – протянула я, не особо веря в эдакий альтруизм Полины.
– Что «и»? Поступлю по старинке: напала на медведицу – получи по харе лапой. Глядишь и успокоится.
Пока мы болтали, периодически бросая задумчивые взгляды на хмурую Ольгу, подошли ребята. Они сложили рюкзаки в багажное отделение автобуса, мы забрались внутрь, расположившись на задних местах, и водитель стартанул.
Здравствуйте, горы! Мы почти добрались…
– Ненавижу «икарусы», – прошипел Богдан, случайно ударяясь головой о поручень.
– Ты в них ездишь раз в пятилетку, – усмехнулся Егор, но за сиденье (ручка в автобусе была одна, сломанная, да и та – четко над головой у Богдана) при этом ухватившись так, что оно трещало.
– Потому что я их ненавижу!
Ну где-то я брата понимала: «икарус» с такой скоростью мчался по бездорожью, словно надеялся взлететь, оттолкнувшись от особо крупной кочки. Увы, птица, конечно, могла поймать верную траекторию, но ласточку из пингвина не сделает даже трамплин. Жаль, что водитель думал иначе. Тихонько напевая «Пусть всегда будет небо!», этот камикадзе несся вперед, выжимая из бедной таратайки все до последнего вздоха.
– У тебя случайно родственники в этих краях не терялись? – воскликнула, косясь на невозмутимого Алекса. С такой же прытью он на своем мотоцикле носился по городу. Меня в ответ окатили волной презрения, в которой при желании можно было утопиться. Я совсем по-детски
– Не советую рисковать, – мрачно буркнул братец. – Прикусишь.
– Мой язык! – буркнула в ответ я. – Захочу, вообще откушу.
– Вот бы дождаться!
К счастью, долго мучиться нам не пришлось: ехали всего с полчаса. Этого оказалось достаточно, чтобы перекрасить попы в ровный синюшный цвет, но слишком мало, чтобы травмировать их окончательно. «Икарус» кашлянул в последний раз и остановился в центре небольшой деревеньки: штук на сорок аккуратных домиков, с двухэтажным магазином и полуразвалившимся клубом на «главной» площади. Как ни странно, клуб до сих пор функционировал. Уж не знаю, какие экстремалы отваживались плясать на гнилых досках – может, они так к соревнованиям по паркуру готовились, но на двери висело совсем новенькое расписание: в семь – кино, затем танцы. Поля вытащила ручку, воровато оглянулась и дописала:
«В десять – экскурсия в травмпункт».
Сейчас, рано утром, здание клуба было закрыто: большой висячий замок на двери не позволял в этом усомниться, и мы пристроились под навесом у входа, чтобы сменить обувь, спрятать в рюкзаки воду и милый моему сердцу топор. Минут на десять все оказались заняты своими делами, сосредоточенно готовясь к долгому переходу. Ну или почти все.
Богдан смотрел на нас с легким недоумением и нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Первым на него обратил внимание Егор:
– Тебе что, в кусты припекло?
– Нет, – обиженно нахмурился наш домашний эстет. – Просто я не понимаю, что мы здесь делаем.
– Ладно, – выпрямился старший брат. Мы любознательно подняли головы. – Тогда позволь встречный вопрос: на тебе сейчас туфли от Gucci?
– Prada, а что?
– А, – саркастично протянул старший брат. – Ну раз Prada, то, наверное, ничего. А то я вдруг испугался, что тебе туфли жалко будет. Но это же не Gucci!
– Да что ты понимаешь! – огрызнулся Богдан, которого слова Егора ни на какую полезную мысль не навели. – Prada лучше Gucci!
– Тогда, может, ты не будешь их сейчас гробить? Надел бы кроссовки.
– Ну вот в коттедж придем, и сразу надену.
Егор кашлянул, усилием воли согнал с лица улыбку и переспросил:
– В какой коттедж?
– То есть? Там, где есть душ, еда и нормальная кровать.
Мгновение мы все молча, с неким даже благоговением смотрели на Богдана. Как на редкую китайскую вазу рукой вандала отправленную на свалку. Потом Егор открыл рюкзак, поковырялся там и выудил пачку влажных салфеток:
– Душ!
Следующей в руки Богдана упала большая шоколадка.
– И еда! А кровать ты несешь за спиной.
Такого офигевшего взгляда я не видела уже давно! Братец смотрел на подношения так, словно был высокородной мадам, случайно схватившей за хвост двух крыс. Казалось, он сейчас швырнет пачки на землю и завизжит. Или разрыдается. К чести брата, ни того ни другого не произошло. Он молча сел на землю (в дизайнерских джинсах!) и принялся снимать туфли. Что на него подействовало: присутствие Полины или смешинки в глазах Егора, так и осталось загадкой.