Ева
Шрифт:
Он подумал о Еве Неретве и тотчас почувствовал, что сердце забилось чаще – никак не обычные его шестьдесят ударов в минуту. Как всегда, близость действия будто впрыснула ему в жилы ощущение особой, напряженной и отрадной ясности. И нетерпеливого желания действовать. В мире происходят захватывающие события – и это он, Фалько, делает так, чтобы они происходили. Более того, сам становится частью этих событий. Он шел, заложив руки в карманы, сдвинув шляпу на затылок, с рассеянной улыбкой на губах, и ложившаяся от его башмаков тень напоминала силуэт волка. Волка спокойного, волка опасного, волка счастливого.
– Сеньор
Он поблагодарил портье и зашагал по указанному адресу. Шел пятый час. За стеклянной стеной, окружавшей центральное патио, пили и гомонили иностранные журналисты, жалуясь, что цензура дохнуть не дает и что не разрешают ездить на фронт. Он мельком отметил знакомые лица – Кардозо из «Дейли мейл» и англичанина по фамилии Филби. Тот помахал приветственно – они познакомились несколько месяцев назад в баре «Баск» в Сан-Хуан-де-Люс, – но Фалько проследовал дальше, не задерживаясь. В глубине за столиком беседовал с тремя штатскими адмирал. При виде Фалько он поднялся и пошел навстречу.
– Неприятность с твоей авиеткой. Двигатель вышел из строя.
– Что-нибудь серьезное?
– Да что-то там требует замены, а до завтра не подвезут.
– Это сильно осложнит мое задание?
– Нет, не думаю… Несколько часов роли не играют.
– А мне что делать?
– Ждать. Сидеть у себя в номере и ждать, когда за тобой придут.
Фалько, тотчас вспомнив о Ческе Прието, принялся подсчитывать и прикидывать «за» и «против». Неожиданная отсрочка открывала привлекательные перспективы.
– А выйти-то ненадолго можно?
Адмирал на несколько секунд уперся в него подозрительным взглядом. Потом слегка обмяк:
– Можно. Однако сторонись очень уж людных мест и будь в пределах досягаемости. По Аламеде не шляйся.
Фалько улыбнулся. Залитая, невзирая на войну, неоновым сиянием Аламеда, где на ста метрах размещались девять дансингов и казино, была в Севилье главным центром вечерних развлечений: там новая католическая Испания еще не до конца вытеснила старую.
Все было строго регламентировано: во «Флориду» ходили солдаты, в «Майпу» – унтер-офицеры, тогда как немцы из «Андалусия Палас», итальянцы из «Кристины», барчуки-фалангисты в голубых рубашках и с кобурами на боку, офицеры из частей рекет'e и регуларес пили шампанское и танцевали пасодобли и танго в «Эксельсиоре».
– Не беспокойтесь, господин адмирал. Аламеда – не мой выпас.
– Гора с плеч! – Адмирал взглянул на него с любопытством. – В Херес не собираешься, повидаться с родными? Полчаса на машине.
Фалько бесстрастно поправил узел галстука.
– Не входит в мои намерения.
– Ладно-ладно, я знаю, что это не мое дело… И все же – как давно ты не виделся с матерью?
– При всем моем к вам, господин адмирал… Не могу не согласиться с вами – это не ваше дело.
Адмирал довольно долго смотрел на него. Потом махнул рукой:
– Ты прав. – И передал ему конверт с документами. – Здесь все материалы по «Маунт-Касл» и пропуска на аэродром в Табладе. По дороге туда – три контрольных поста… Новый срок вылета – в семь ноль-ноль.
– Не опоздаю.
– Уж будь так добр.
Фалько уложил конверт во внутренний карман. Адмирал, оглядевшись, взял его под
– Только что стало известно, – сказал он, понизив голос. – Республиканское правительство выторговало для «Маунт-Касл» еще пять суток. В течение этого времени, покуда дипломаты будут договариваться, он может стоять у причальной стенки.
– Под неусыпным надзором, вероятно?
– Ну разумеется. Под присмотром международной полиции. Пикантная подробность – мы тоже сумели добиться разрешения для «Мартина Альвареса». Так что они ошвартуются рядышком, в нескольких метрах друг от друга – наш миноносец и красный «купец»… Команды будут присматривать друг за другом, покуда грузополучатели, консулы и агенты решают их судьбу.
Замысел республиканцев, продолжал объяснять адмирал, состоит в том, чтобы заключить международное соглашение – сухогруз продолжает путь в качестве нейтрального судна и под защитой британского миноносца, отправленного к нему навстречу из Гибралтара, либо республиканских кораблей, которые поспеют к этому времени для эскорта. Дело тут в том еще, что красная эскадра не склонна рисковать, выходя из портов. На кораблях не хватает умелых офицеров, потому что большую часть их расстреляли – Фалько знал, что в их числе оказался в свое время и сын адмирала, – да и тем, кто остался, матросня не доверяет. На кораблях все решения принимаются на митингах, сходках и голосованиях, и доверить им судьбу золота, предназначенного русским, просто страшно.
– Если все же решатся отправить эскадру, мы можем выслать крейсер «Балеарес» – он неподалеку, в Сеуте. Мало не будет.
– Полагаете, они пойдут на такое в открытом море? – осведомился Фалько.
– Все возможно. А по правде говоря – понятия не имею. Затем тебя и посылаем, помимо прочего. Наш консул в Танжере и командир «Мартина Альвареса» предупреждены о твоем приезде.
Фалько беспокойно сдвинул брови:
– Подробно?
– Да нет, конечно. В общих чертах. Они знают тот минимум, который нужен, чтобы дать тебе работать.
– А кто руководит операцией? Главный морской штаб или мы?
– Мы. Потому ты будешь совершенно волен в своих действиях.
– А командир миноносца?
– Он получил инструкции, будет оказывать всяческое содействие… Но и ты меру знай. У каждого – свой круг обязанностей, своя компетенция… И своя гордость. Едва ли ему очень понравится появление чужака на мостике, однако приказ он исполнит. А ты уж, будь добр, не зарывайся. Постарайся с ним поладить. Ясно?
– Ясно.
Адмирал снова оглянулся по сторонам. Он явно сомневался, добавлять ли еще что-то, но наконец решился:
– Утром я сказал тебе, что операцию рвался провести Лисардо Керальт, но Николас Франко поручил ее нам… Помнишь?
– Разумеется, помню.
– Ну так вот – произошли изменения. Этот хряк добился, чтобы ему позволили отправить в Танжер своего наблюдателя.
– И что это значит?
– А то, что радист, который тебе выделен, не наш, а Керальта. Его агент.
– То есть они будут знать все, что я передаю?
– Да, в том и состоит их замысел, – адмирал развел руками, как бы расписываясь в своем бессилии. – Керальт предпочитает не вмешиваться в ход операции, но выговорил себе право быть в полном курсе дела. … Ну, нечего так на меня смотреть! Я тоже человек подневольный!