Евангелие от Пилата
Шрифт:
Именно тогда все более важную роль в моей жизни стал играть Иегуда Искариот.
В отличие от прочих учеников Иегуда происходил из Иудеи, а не из Галилеи. Он был образованнее других, умел читать и считать. Вскоре он стал нашим казначеем и раздавал излишки милостыни беднякам, которые встречались нам в пути. Он выделялся среди бывших рыбаков Тивериады своими манерами и городским выговором. Он, будучи жителем Иерусалима, дополнил нашу группу, внеся в нее своеобразие. Я любил беседовать с ним, и вскоре он стал моим любимым учеником.
Думаю, я ни одного человека не любил
– Он всегда так близок. Так близок.
– Но он здесь только ради тебя и в тебе. А мы, мы его не находим.
– Найдете. Надо только не оставлять попыток, Иегуда.
– Я пытаюсь. Я пытаюсь каждый день. Но не обнаруживаю в себе бездонного колодезя. И не нужда-юсь в этом, поскольку живу рядом с тобой.
Он убеждал меня в том, что я поддерживаю с Богом иные отношения, чем прочие люди. Я не был раввином, ибо не находил света в священных текстах. Я не был пророком, ибо только свидетельствовал, но-ничего не предвещал. Я лишь использовал свои погружения в колодезь света, чтобы судить о мире, который. хотел обновить.
– Не прикрывай лица, Иешуа. Ты прекрасно знаешь, что все это значит. Иоханан Омывающий сказал тебе при всем народе: «Ты – Тот, о котором он объявил. Сын Бога».
– Я запрещаю тебе, Иегуда, повторять подобные глупости. Я – сын человека, а не Бога.
– А почему ты говоришь «мой Отец»?
– Хватит шуток.
– Почему ты говоришь, что находишь его в глубине себя?
– Не играй словами. Будь я Мессией, я знал бы об этом.
– Но ты знаешь. У тебя есть знания, и ты отмечен пророческими знаками, но отказываешься видеть их.
– Замолчи! Замолчи раз и навсегда.
Не думаю, что он был виновен в том, что слух так быстро распространялся. Не сомневаюсь, что слух разрастался сам собой, поскольку евреи, как всякий народ, судят о всех вещах в зависимости от своих желании и ожиданий. Слух полнился, множился, приобретал невероятные размеры, проносился над крышами Галилеи быстрее, чем весенний град: Иешуа из Назарета был Мессией, о котором возвещали священные тексты.
Я уже не мог появиться перед народом, чтобы меня не спросили:
– Ты Сын Бога?
– Кто тебе это сказал?
– Ответь. Ты действительно Мессия? – Ты сказал.
У меня не было иного ответа. Я никогда не утверждал обратного. Я ни разу не осмелился сказать, что я и есть Христос. Я мог говорить о Боге, о его свете, о собственном свете, ибо он горел в моей душе. Но не более. А остальные бессовестно обрывали мои речи. Они преувеличивали. Те, кто меня любил, – ради восхваления. Те, кто меня ненавидел, – чтобы приблизить мою гибель.
– Иегуда, умоляю тебя: постарайся остановить этот дурацкий слух. Во мне нет ничего необычного, кроме того, чем меня наделил Господь.
– Именно в этом и заключается истина, Иешуа. Говорят о том, чем наделил тебя Бог. Он избрал тебя. Он отличил тебя.
И Иегуда целыми ночами черпал поддержку в пророчествах. Он отыскивал в деталях моей жизни воплощение предсказаний пророков Иеремии, Иезекииля или Илии. Я протестовал:
– Смешно! Убого! Играя на сходстве, ты можешь отыскать подобие между любым человеком и Мессией!
Он очень хорошо знал Писание. Иногда ему удавалось поколебать меня. Но я по-прежнему сопротивлялся. И все с большим недоверием относился к исцелениям, к которым меня принуждали. Ученики, и первым среди них Иегуда, видели в них второе после пророчеств доказательство, что я и есть Мессия.
Ярость больше не покидала меня. Начало истории! было радостным и полным воодушевления после моего возвращения из пустыни, а продолжение ее вышло из-под моего контроля. Прекрасное начало осталось в далеком прошлом. Друзья и враги приписывали мне больше, чем я говорил; они наделяли меня большей силой, чем я обладал.
Именно тогда меня вызвал к себе Ирод, правитель Галилеи. Он принял меня в своем дворце, показал все свои богатства, представил придворным, а потом уединился со мной, чтобы поговорить без свидетелей
– Иоханан Омывающий говорит, что ты Мессия.
– Так говорит он.
– Я считаю Иоханана истинным пророком. И склонен ему верить.
– Верь в то, во что тебе хочется верить.
Ирод ликовал. Он слышал в моих ответах лишь подтверждение слухов.
– Ирод, я не Мессия, я не имею права претендовать на такой титул. Я люблю быть среди людей, я вижу в этом свою пользу, но мне придется отказаться от такой жизни, продолжив ее отшельником.
– Несчастный! Не уходи от мира, подобно анахорету или философу. Что ты выиграешь? Половина Палестины уже готова следовать за тобой. Надо подхватывать идеи народа, если хочешь им управлять. Человечество обрабатывают с помощью его собственных иллюзий. Цезарь прекрасно знал, что он не сын Венеры, но, заставив остальных поверить в это, он стал Цезарем.
– Твои рассуждения отвратительны. Ирод. Я не хочу становиться ни Цезарем, ни царем Израиля и никем другим. Я не занимаюсь политикой.
– Не важно, Иешуа. Позволь нам это делать за тебя!
Покидая дворец, я лишь укрепился в своем решении. Я порвал с общественной жизнью. Я отказался от всего. Я завершу свой жизненный путь в одиночестве, уйдя в пустыню. Я бросил все. Осталось распустить нашу группу, объявить о решении ученикам.
К несчастью, мы прошли через Наин, а после того как пересекли эту деревню, будущее мое стало мне совершенно ясным…
В Наине, что к югу от Назарета, я бывал не единожды со времен моего детства. Когда мы с учениками подошли к поселению, нам встретилась похоронная процессия. Хоронили мальчика по имени Амос.
Его мать Ревекка, Ревекка моей юности, Ревекка, которую я любил и которую едва не взял в жены, шла впереди, безвольная, покорная, словно ее приговорили и к пожизненному заключению. Несколько лет назад она овдовела. Амос был ее единственным сыном, теперь она потеряла все. Когда ее огромные глаза устремились на меня, я не увидел в них ни горечи, ни гнева, ни возмущения. Ее глаза словно говорили, что мне повезло остаться без семьи и заниматься делами все-го человечества, страдать за всех, а не за отдельного человека.