Евангелие от Робеспьера
Шрифт:
Вопрос о вооруженном восстании был решен.
И тогда закончилась карьера еще одного революционера, бывшего народного кумира, мэра города Парижа Петиона. Единственный из жирондистов, он перешел на сторону короля, хотя практически ничем не мог ему помочь. (Видимо, таково влияние власти – получив ее, человек не может легко с ней расстаться. Должность парижского мэра вполне устраивала Петиона, а отдавать город в руки мятежа, который еще неизвестно чем кончится, – дело рискованное. Психологически понятно и намерение Петиона держаться в рамках закона, то есть в данном случае принять сторону
Ранним утром 10 августа в городской ратуше собрались комиссары, выбранные от парижских секций. Немногочисленные чиновники прежнего муниципалитета тихо удалились. Так была организована Парижская Коммуна, которая встала во главе восстания.
Коммуна назначила Сантера начальником Национальной гвардии.
В ночь на 10 августа Коммуной руководили видные комиссары секций: Робер, Россиноль, Эбер, Билло-Варен. Робеспьер и Марат были избраны в Генеральный Совет Коммуны позднее. После того, как народ победил.
В штурме Тюильри принимало участие много наших старых знакомых, включая даже Теруань де Мирекур. Но ни Дантона, ни Марата, ни Демулена, ни Робеспьера не было среди осаждавших.
Подробности штурма королевского дворца хорошо известны. Напомним, что это было настоящее кровопролитное сражение, с большим количеством жертв.
Подчеркнем лишь одну деталь: Людовик XVI, то есть тот человек, ради которого умирали швейцарцы и роялисты, защитники дворца, еще перед началом штурма спрятался со своей семьей в Законодательном собрании.
Представим себе на минуту следующую картину: в Тюильри льется кровь, от ружейных залпов звенят стекла в Собрании, депутаты в волнении – ведь никто не знает исхода. Один только человек спокойно сидит в ложе – это Людовик XVI. (Когда не надо принимать никаких решений – он вообще очень спокоен.) Король, пожалуй, единственный, кто понимает, что это конец. О чем он думает? Вспоминает свою прежнюю жизнь? Или жалеет себя? Дескать, бедный я, неудачный король. У каждого из моих предков было свое честолюбие, все хотели быть первыми. Один стал самым умным, другой – самым храбрым, третий – самым коварным. Увы, мне далеко до лавров Генриха IV или Людовика XIV. Чем же я прославлюсь? Вероятно, мне остается быть самым глупым королем из самых наиглупейших. Что бы такое придумать, чтобы переплюнуть всех глупых королей, чтобы за мной сохранилось абсолютное первенство!
– Эй, подать сюда персик! И король начинает меланхолично его обсасывать, понимая, что теперь уж он наверняка войдет в историю.
Итак, Людовик Шестнадцатый сидит в тюрьме Тампль, а Жорж Дантон – в Совете Министров.
Во Франции практически три правительства: Законодательное собрание, Парижская Коммуна, министры во главе с Дантоном.
Взаимоотношения между этими тремя органами власти настолько сложные, положение на фронтах столь тяжелое, угроза контрреволюционного переворота так реальна, что у простых граждан буквально голова идет кругом. Они заняты проблемами сегодняшнего дня, и им некогда подумать о том, что будет завтра.
Сапожник Жан Валера прибегает домой обедать. Торопливо хлебая суп, он сообщает жене последние новости: «Вернио выступал в Собрании, Билло-Варен – в Якобинском клубе, Марат – в Коммуне – все говорили абсолютно разное. Пруссаки осадили Лонгви».
– Да поешь ты спокойно, – уговаривает жена.
Вдруг ложка застревает во рту Жана Валера. С минуту он сидит неподвижно, уставившись на жену бессмысленными глазами, потом выплевывает ложку и убегает из дома. Останавливается посреди мостовой, поднимает руки и кричит:
– Граждане! Объясните мне, в какой стране мы живем? Какая у нас форма правления? Монархия? Консульство? Республика?
Граждане стыдливо прячут глаза и обходят Жана Валера стороной.
Никто ничего не знает.
Известно только, что во Франции три правительства.
Энергичнее всех действует Парижская Коммуна. Коммуна закрывает заставы и отменяет заграничные паспорта. Коммуна посылает к границам федератов. Коммуна производит многочисленные аресты всех известных сторонников короля. По приказанию Коммуны из бронзовых статуй и колоколов отливают пушки. По настоянию Коммуны учрежден чрезвычайный трибунал.
Но как реагируют жирондисты на деятельность Коммуны?
Законодательное собрание, ведомое жирондистами, все свое внимание посвящает борьбе не столько с врагом (пруссаками), сколько со своим союзником (Коммуной). Собрание всячески старается дискредитировать действия Коммуны.
Дантон делает все возможное, чтобы сохранить единство. Это ему удается, но ненадолго.
Собрание постановляет распустить Парижскую Коммуну и назначает новые выборы.
Однако последующие события срывают планы Жиронды.
19 августа прусская армия переходит французскую границу. 22 августа капитулирует хорошо укрепленная крепость Лонгви. В ночь на 1 сентября пруссаки осаждают последнюю крепость на пути к Парижу – Верден. Враг в нескольких переходах от столицы.
Законодательное собрание в панике. Раздаются голоса, требующие оставить Париж и переехать на юг. Но на трибуну поднимается Дантон. Громовым голосом (по единодушному утверждению историков, Дантон говорил только так) он заявляет:
– Все волнуются, все спешат, все горят желанием сразиться с врагом. Часть народа поспешит к границе, другая будет возводить окопы, третья, вооружившись пиками, будет поддерживать порядок в городе. Париж присоединится к общему движению и поддержит его. Мы требуем, чтобы вы помогли нам руководить этим доблестным движением народа и чтобы тот, кто откажется служить в войске или отдать свое оружие, был казнен. Когда ударят в набат – звон набата уже раздался, – это не будет сигналом тревоги: это будет призыв к борьбе с врагами Отечества. Чтобы победить их, нужна смелость и смелость – тогда Франция будет спасена!
Не менее решительно выступает Вернио, который обещает, что французы выроют могилы своим врагам.
Смелые речи вдохновляют не только волонтеров, идущих на фронт. Уверенней действует Парижская Коммуна. По ее распоряжению в городе проводят обыски, конфискуют оружие, арестовывают подозрительных и всех неприсягнувших священников.
Париж в первые дни сентября. Непрерывный звон набата заглушает барабанный бой, крики и плач женщин. По улицам маршируют добровольцы. Патриоты (снова в моде красный колпак) провожают долгим взглядом расфранченных гуляк.