Евангельское злато. Беседы на Евангелие
Шрифт:
Но подумаем, не было ли и иных, высших таинственных причин тому, что спали они, не было ли это устроено Богом?
Очень вероятно, что было. Вероятно, Богу было угодно, чтобы они только мельком видели страдания, которые испытывал Иисус в саду Гефсиманском. Вероятно, должна быть скрыта от очей мира вся страшная, бездонная глубина молитвы Иисуса. Вероятно, так…
Но все-таки они были нужны как свидетели, хотя бы и весьма неполные, Гефсиманских страданий души Иисусовой.
Они спали, но, пробуждаясь трижды по слову Иисусову, они, конечно, не тотчас же опять засыпали и при ярком свете полной луны видели, как молился Иисус, слышали страшные слова Его молитвы.
Ибо если не так, откуда узнал бы евангелист о том, что было в саду Гефсиманском, как написал бы то, что читаем, как узнали бы о каплях кровавого пота, капавших с чела Его, как узнали бы слова молитвы Его?
Они нужны были как свидетели: на горе Фаворской были они свидетелями Божественной Его славы, в саду Гефсиманском были свидетелями всей бездны страданий души Его пред тем, как взошел Он на крест.
Итак, запомните, что в саду Гефсиманском совершилась первая и, пожалуй, самая страшная часть страданий Христовых, ибо на кресте Он вел Себя гораздо бодрее.
Преклонимся со страхом и трепетом пред этим безмерным величием страданий Христовых. Припадем ко кресту Христову и воспоем от всего сердца: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко, и святое Воскресение Твое славим!»
1 апреля 1951 г.
На пассии, двенадцатое
Пройден тяжкий скорбный путь, кончилась Via dolorosa.
Пришли на страшную Голгофу, роют яму, погружают в нее крест Иисусов и укрепляют его.
Снимают одежды с Иисуса — все, все одежды снимают…
О, Господи! Что они делают?!
Ангелы, херувимы и серафимы, видевшие это, в ужасе закрывают лица свои крыльями. Как могли бы они видеть наготу Того, Кто несказанной красотой украсил всю сотворенную Им природу, а теперь нагим стоит и ждет страшной казни!
Два воина поднимают Иисуса на крест, два других стали на табуреты и страшными гвоздями прибивают ко кресту те пречистые руки, прикосновение которых возвращало зрение слепым, мановением которых утихла буря на озере Генисаретском и престал веять ветер.
Прибили воины руки Иисуса.
Прибили и ноги Его гвоздями страшными…
Повисло Божественное тело…
И так страшна, так невыносима была боль при этом!
Как раздирались язвы гвоздиные под тяжестью тела Иисусова!
Казалось бы, должен изойти из груди Его стон — стон мучений… А стона не было, и вместо стона услышал мир, что Он молился о распинавших Его: «Отпусти им, Отче, не ведают бо, что творят».
И начались шестичасовые неописуемые страдания Богочеловека.
Над головой Его на кресте была прибита белая дощечка, на которой черным было написано «Иисус Назарянин, Царь Иудейский».
Так никогда не писали о распятых: так написал Пилат, чтобы излить свою злобу на книжников и первосвященников, предавших ему Иисуса.
Он знал, что праведен и невинен Тот, кто предан ему.
Он не хотел распять Иисуса, он всеми силами старался спасти Его, но когда услышал провокационные слова: «Если ты отпустишь Его, ты не друг кесарю», тогда опустились руки его, тогда не смел он боле противиться иудеям, но свое раздражение на них он излил в этой записи на кресте, ибо надпись эта обличала иудеев, распявших Христа.
Было написано, что распяли они своего царя, и это читали иудеи, во множестве сошедшиеся на праздник со всех концов тогдашнего света. Они не знали, что было до суда и на суде, они читали и думали: «О вы, кого вы распяли!? Царя нашего распяли!»
Книжники и фарисеи волновались: как можно, чтобы такую надпись читали все!
Побежали к Пилату и просили его: «Не пиши: Царь Иудейский, но что Он говорил: Я Царь Иудейский. Пилат отвечал: что я написал, то написал» (Ин. 19, 21–22).
Получив такой ответ, злейшие враги Христовы хотели свою злобу и раздражение утолить злобными насмешками над распятым Иисусом. Они подходили ко кресту и говорили: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти. Если Он Царь Израилев; пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него. Уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын» (Мф. 27, 42–43).
А толпа, темная толпа, всегда находящаяся под влиянием своих вождей, всегда подражающая им, подхватила эти издевательства — и проходили во множестве иудеи мимо креста, и повторяли издевательские слова первосвященников и книжников.
И грубые воины, распинавшие Иисуса, подражали им в насмешках.
Но вот что слышим мы — мы не верим ушам своим — мы слышим голос разбойника, распятого вместе с Иисусом: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во царствии Твоем».
О чудо! О необыкновенное, непостижимое чудо!
Когда все издевались, когда все злобствовали, тогда он, распятый вместе с Иисусом, исповедал Его Божественность, назвавши Господом, обратился к Нему с мольбой принять его в Царство Свое. И слышим ответ Богочеловека: «Истинно говорю тебе: днесь со Мною будеши в раи» (Лк. 20, 42–43).
Что это, как объясним мы это поразительное происшествие, это исповедание Господа висящим на кресте?
Вряд ли своим слабым умом смогу я вам это объяснить.
Скажу только, что не знаем точно, кто был этот названный разбойник: был ли подлинным злодеем, разбойником, убивавшим на большой дороге людей и грабившим их, или совсем не так.
Не был ли это сообщник Вараввы, который устроил мятеж против римлян в Иерусалиме с большим пролитием крови незадолго до последних дней жизни Иисусовой?