Евгений Онегин (илл. Тимошенко)

Пушкин Александр Сергеевич

XI

Но грустно думать, что напрасноБыла нам молодость дана,Что изменяли ей всечасно,Что обманула нас она;Что наши лучшие желанья,Что наши свежие мечтаньяИстлели быстрой чередой,Как листья осенью гнилой.Несносно видеть пред собоюОдних обедов длинный ряд,Глядеть на жизнь как на обрядИ вслед за чинною толпоюИдти, не разделяя с нейНи общих мнений, ни страстей.

XII

Предметом

став суждений шумных,Несносно (согласитесь в том)Между людей благоразумныхПрослыть притворным чудаком,Или печальным сумасбродом,Иль сатаническим уродом,Иль даже демоном моим.Онегин (вновь займуся им),Убив на поединке друга,Дожив без цели, без трудовДо двадцати шести годов,Томясь в бездействии досугаБез службы, без жены, без дел,Ничем заняться не умел.

XIII

Им овладело беспокойство,Охота к перемене мест(Весьма мучительное свойство,Немногих добровольный крест).Оставил он свое селенье,Лесов и нив уединенье,Где окровавленная теньЕму являлась каждый день,И начал странствия без цели,Доступный чувству одному;И путешествия ему,Как всё на свете, надоели;Он возвратился и попал,Как Чацкий, с корабля на бал.

XIV

Но вот толпа заколебалась,По зале шепот пробежал…К хозяйке дама приближалась,За нею важный генерал.Она была нетороплива,Не холодна, не говорлива,Без взора наглого для всех,Без притязаний на успех,Без этих маленьких ужимок,Без подражательных затей…Всё тихо, просто было в ней,Она казалась верный снимокDu comme il faut… (Шишков, прости:Не знаю, как перевести.)

XV

К ней дамы подвигались ближе;Старушки улыбались ей;Мужчины кланялися ниже,Ловили взор ее очей;Девицы проходили тишеПред ней по зале; и всех вышеИ нос и плечи подымалВошедший с нею генерал.Никто б не мог ее прекраснойНазвать; но с головы до ногНикто бы в ней найти не могТого, что модой самовластнойВ высоком лондонском кругуЗовется vulgar 75 . (Не могу…

75

Vulgar — вульгарное (англ.).

XVI

Люблю я очень это слово,Но не могу перевести;Оно у нас покамест ново,И вряд ли быть ему в чести.Оно б годилось в эпиграмме…)Но обращаюсь к нашей даме.Беспечной прелестью мила,Она сидела у столаС блестящей Ниной Воронскою,Сей Клеопатрою Невы;И верно б согласились вы,Что Нина мраморной красоюЗатмить соседку не могла,Хоть ослепительна была.

XVII

«Ужели, — думает Евгений, —Ужель она? Но точно… Нет…Как! из глуши степных селений…»И неотвязчивый лорнетОн обращает поминутноНа ту, чей вид напомнил смутноЕму забытые черты.«Скажи мне, князь, не знаешь ты,Кто там в малиновом беретеС послом испанским говорит?»Князь на Онегина глядит.«Ага! давно ж ты не был в свете.Постой, тебя представлю я». —«Да кто ж она?» — «Жена моя».

XVIII

«Так ты женат! не знал я ране!Давно ли?» — «Около двух лет». —«На ком?» — «На Лариной». — «Татьяне!»«Ты ей знаком?» — «Я им сосед». —«О, так пойдем же». Князь подходитК своей жене и ей подводитРодню и друга своего.Княгиня смотрит на него…И что ей душу ни смутило,Как сильно ни была онаУдивлена, поражена,Но ей ничто не изменило:В ней сохранился тот же тон,Был так же тих ее поклон.

XIX

Ей-ей! не то, чтоб содрогнуласьИль стала вдруг бледна, красна…У ней и бровь не шевельнулась;Не сжала даже губ она.Хоть он глядел нельзя прилежней,Но и следов Татьяны прежнейНе мог Онегин обрести.С ней речь хотел он завестиИ — и не мог. Она спросила,Давно ль он здесь, откуда онИ не из их ли уж сторон?Потом к супругу обратилаУсталый взгляд; скользнула вон…И недвижим остался он.

XX

Ужель та самая Татьяна,Которой он наедине,В начале нашего романа,В глухой, далекой стороне,В благом пылу нравоученьяЧитал когда-то наставленья,Та, от которой он хранитПисьмо, где сердце говорит,Где всё наруже, всё на воле,Та девочка… иль это сон?..Та девочка, которой онПренебрегал в смиренной доле,Ужели с ним сейчас былаТак равнодушна, так смела?