Эвмесвиль
Шрифт:
Некоторые фирмы в Эвмесвиле имеют обыкновение рассылать своим клиентам к Новому году скромные рекламные презенты, преимущественно писчие стержни. Они таким образом ненавязчиво напоминают о себе и о своей деятельности. Полагаю, что Бруно принес мне это световое перо, полученное им как сувенир, после очередного визита в катакомбы [63] .
Всего лишь игрушка. Наверное, она должна намекать на достигнутый там высокий уровень техники и вызывать если и не страх, то, во всяком случае, уважение. Подходит ли здесь слово «техника»? Правильнее, видимо, было бы сказать «метатехника». Под этим следует понимать не доведение технических средств до совершенства, а резкий переход их в какое-то иное качество. Когда бегун достигает наивысшей скорости, его бег превращается в полет. Эти световые перья изготавливались на пробу: потому что словесного
63
… после очередного визита в катакомбы. В «Беседе о партизане» (1969) Карл Шмитт вкратце затронул феномен катакомб (Карл Шмитт. Теория партизана. Промежуточное замечание к понятию политического / Перевод Ю. Ю. Коринца. М.: Праксис, 2007. С. 171—172):
Об этом есть чудесные стихи моего друга Теодора Дойблера; в одном стихотворении о Риме он говорит: «Внезапно в Риме, во времена Нерона, начинается подземное сверление: Под землей рождается Бог света. И чем окончилось это тотальное отрицание? Константином, государственной религией и, наконец, непогрешимым римским епископом как центральной организацией, такой законченно централизованной, какая едва ли имелась еще в мире…»
В романе «Гелиополь» рассказывается, что катакомбы образовались «во времена Великих огневых ударов» (с. 217).
В какой-то момент дело дошло до пресыщения чистой динамикой и, соответственно, до усреднения уровня техники в пределах больших регионов. Этому соответствует, с другой стороны, плутоническая компрессия, осуществляемая малочисленным, уже никому не подотчетным персоналом.
10
Я смотрю на них как на своих духовных отцов: Виго я обязан беспристрастным взглядом на историю, достижимым лишь тогда, когда мы больше не делимся на выступающих «за» и «против». Для историка это удовольствие: он тогда участвует в событиях в том же смысле, в каком Зевс участвовал в битве богов и людей. Лишившись лака, которым их покрыло Просвещение, такие картины являются во всем своем блеске.
Бруно же помог мне догадаться о задних планах, которые не относятся ни к истории, ни к царству природы и вообще не зависят от присутствия во Вселенной человека. Бруно умел упразднять историческое сознание и связанные с ним муки.
Как получается, что я не могу достаточно четко разделить этих двоих, несмотря на их непохожесть? Вероятно, это происходит потому, что они все-таки где-то сходятся и соединяются — к примеру, во мне. Ведь так сходятся все дисциплины — скажем, биология и физика, — там, где в атомах взаимно уничтожаются противоположности. Я не случайно выбираю это сравнение. Виго обращен к богам, а Бруно — к титанам; к лесу — один, к нижнему миру — другой.
Виго смотрит в мир как в книжку с картинками. Все предметы под его взглядом будто заряжаются энергией и подскакивают к нему. Однажды вечером, когда мы сидели в его саду на окраине города, он Указал на араукарию:
— Мартин, вы видите в ней что-то особенное?
Перед нами был красивый экземпляр этого вида деревьев, силуэты которых придают нашему побережью оттенок суровости, но я не узрел в нем ничего необычного. Тогда Виго объяснил мне:
— Семь лет назад у нее надломилась верхушка. Вероятно, птица хотела свить там гнездо или почку изгрызло какое-нибудь насекомое. Из-за этого изъяна, нарушившего красоту, я чуть было не срубил дерево. Хорошо, что я не стал этого делать. Знаете, что случилось потом? Одна из боковых ветвей выгнулась вверх и образовала новую верхушку, словно к стволу примкнули штык. Через несколько лет и следа повреждения не осталось. Что вы на этот счет думаете?
— Я бы назвал это восстановлением внешнего облика посредством ориентации на идеальный целостный образ.
— Вижу, что вы учились у меня. Вам следует поразмыслить над тем, что такой поворот на девяносто градусов не только исправляет морфологический ущерб; сама анатомия меняется вплоть до микроструктуры, до образования рубцов — лесничий называет этот феномен раненой древесиной. Вы можете взглянуть на это и с генеалогической точки зрения. Когда мутовка поднимается [64] — это как если бы боковая линия какого-то правящего семейства вдруг пришла к власти. В лесах можно обнаружить элементарные, в садах — социальные модели человеческого существования.
64
Когда мутовка поднимается… Мутовка — гнездовое группирование сучьев на стволе дерева.
Потом он еще чуть подробней остановился на моем ответе:
— Что же здесь обнаруживается? — — — Не что иное, как внутренний
Я могу долго слушать Виго, могу и долго молчать вместе с ним. Над касбой стояла луна; дерево выделялось на фоне бледного ночного неба. Его тонкие ветки были украшены круглыми шишечками, как линии нотного стана — кружочками.
65
… Не что иное, как внутренний врач, о котором говорил Парацельс… Теофраст фон Гогенгейм (1493—1541), более известный под именем Парацельс, учил, что решающей движущей силой любого исцеления является «внутренний врач». Парацельс писал о том, что монахи в Каринтии исцеляли больных, заставляя их смотреть в блестящий хрустальный шар. Больные при этом обычно погружались в глубокий сон. Во время такого сна монахи делали больным соответствующие внушения на выздоровление, которое в большинстве случаев действительно наступало.
Как Виго хочет вывести нас за пределы истории, так же Бруно выводит за пределы науки; первый использует в качестве инструмента волю, второй — представление [66] . Коллеги по цеху воспринимают такие идеи как регрессивные или утопические; оба моих учителя считаются людьми несерьезными. Но мне они дороги — хотя бы уже потому, что я нередко наблюдал, как мой родитель и брат за столом насмехаются над ними.
«Неисследованные моря лежат по ту сторону Гераклитовых столбов. Геродот и Гераклит — их таможенные стражи».
66
… первый использует в качестве инструмента волю, второй — представление. Отсылка к книге Артура Шопенгауэра (1788—1860) «Мир как воля и представление» (1819). Там, в частности, говорится о двух родах познания (Артур Шопенгауэр. Мир как воля и представление / Перевод Ю. И. Айхенвальда. Минск, 2005. С. 263):
…человек, это сложное, многостороннее, способное к развитию, исполненное потребностей и доступное бесчисленным ударам существо, для того чтобы отстоять свое бытие, должен был получить свет двойного познания: к его наглядному познанию должна была присоединиться как бы его повышенная степень, его рефлексия, — разум, как способность отвлеченных понятий.
Такого рода сентенции, принесенные мною с семинара Виго, мои родичи слушать не любили. Находя их недостаточно трезвыми. Однако идеализм очень далек от меня, хоть я и приносил ему жертвы. Меня же, наоборот, не удовлетворяет, что отец и брат оценивают факты по их весомости, а не по присущему им эросу. А ведь именно в нем сгущается материя, мир становится волнующим. На этом пути оба учителя вовремя оказались рядом со мной. Они дали мне то, что мой родитель не мог дать — ему не хватало любви и знания.
Хотя я анарх, это не значит, что моя позиция антиавторитарна. Напротив, я нуждаюсь в авторитете, даже верю в него. А то, что ничего достойного доверия, хотя я стремлюсь к такому, мне не попадается, только усиливает мой критический настрой. Как историк, я знаю, чт'o нынче может быть предложено.
Почему умы, которые ни с чем больше не считаются, со своей стороны все еще претендуют на что-то? Они пользуются тем, что когда-то жили боги, отцы и поэты. Однако эссенция этих слов истощилась, превратившись в лишенные содержания титулы.
В царстве животных имеются паразиты, которые выедают изнутри гусениц [67] . В итоге вместо мотылька на свет появляется оса. Так и нынешние люди поступают с культурным наследием, в особенности с языком, — как фальшивомонетчики; поэтому я предпочитаю находиться на касбе, пусть и за стойкой бара.
«В университетах всегда существовал круг преподавателей и учеников, которые вместе и не без удовольствия наблюдали за ходом вещей в мире. Предмет наблюдений меняется, а общий настрой наблюдающих остается все тем же; он напоминает настрой сектантов, не порывающих с официальным культом — — — без заблуждений тут не обойтись».
67
… паразиты, которые выедают изнутри гусениц. Одними из самых страшных хищников для бабочек являются осы. Осы откладывают свои яйца прямо в тело гусеницы, которое становится как бы их защитной оболочкой. Поскольку личинка осы питается телом гусеницы, гусеница, конечно же, погибает.