Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма
Шрифт:
Начинается "Книга Иова" с того, что в некой земле Уц жил праведный человек по имени Иов, у которого было семь сыновей и три дочери, и жил он в достатке и счастье. Кроме названия земли Уц нет практически никаких признаков ни места, ни времени, когда это происходило, что уже настраивает нас на упомянутую литературность, вымышленность происходящего. Затем действие мгновенно переносится к Господу Богу и сказано:
"И был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа, между ними пришел и сатана". (Иов. 1.6).
Кстати, таинственные "сыны Божьи" до сих пор уже однажды упоминались в тексте Библии, когда речь шла о том, как "развратилось" человечество перед Ноевым потопом.
Но главное доказательство литературности "Книги Иова" в самой фабуле этой завязки. На приеме Богом сатаны, конечно, никто из людей не присутствовал и не мог присутствовать. Правда, и при сотворении мира и других событиях, описанных в "Бытии" никто из людей тоже не присутствовал, либо не мог донести это до современников Танаха. Но по принятой нами гипотезе вся та информация была сообщена людям самим Богом через Моисея. Что же касается описываемой встречи Бога с сатаной, то на нее эта гипотеза не распространяется, ибо "Книга Иова" находится далеко за пределами "Пятикнижия Моисеева". Следовательно, этот сюжет - чистейшей воды литературный вымысел.
Вернемся, однако, к самой книге. В ней далее разворачивается, можно сказать, чисто философская дискуссия, но сопровождаемая человеческой драмой с шекспировскими по мощи страстями. В центре дискуссии давно назревавший к тому времени в иудейском обществе вопрос. Назревший, но не разрешенный до конца не только к тому времени, но и поныне. Зачем, собственно, человеку быть праведным? Для того, чтобы получить за это вознаграждение в этой жизни? Соломон уже показал, что это просто не имеет места. Но зачем тогда — и он не ответил. Забегая наперед, замечу, что и в "Иове" этот вопрос не разрешен до конца. Но вскрыт целый ряд интересных аспектов этой проблемы. Дискуссия идет в двух планах: наверху между Богом и сатаной и внизу между людьми и иногда планы смешиваются. Бог похваляется сатане праведностью и богобоязненностью Иова и сатана говорит Ему: "Разве даром Богобоязнен Иов?" (Иов.1.9.). "Он Богобоязнен потому, что Ты всем наградил его. А Ты отними у него все это и тогда посмотрим, где будет его праведность и богобоязненность". Бог разрешит сатане сделать это, но только не трогать самого Иова. Сатана делает так, что в результате несчастий в один день гибнут все дети Иова и все его богатство. Но Иов выдерживает удар:
"Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь. Господь дал, Господь и взял; да будет имя Господне благословенно!
Во всем этом не согрешил Иов и не произнес ничего неразумного о Боге". (Иов. 1.21-22).
Опять сатана приходит к Богу и Бог говорит ему: вот видишь, Иов устоял. А тот предлагает ему для испытания усилить наказание и поразить Иова болезнью. Бог соглашается при условии: только не трогать душу Иова. И сатана насылает на Иова проказу. Описываются ужасные физические муки Иова, но он произносит:
"Неужели доброе мы будем принимать от Бога, а злого не будем принимать?"
Это уже дальше, чем пошел в этом направлении Соломон. Иов додумывается не только до того, что вознаграждения праведным может и не быть в этой жизни, но и, предвосхищая христианство, замечает, что о какой, собственно, праведности может идти речь, если за всякое праведное дело человек будет получать вознаграждение (если он будет принимать от Бога только доброе, а злого - не будет).
Но этим не заканчивается философское исследование предмета, а только начинается. К Иову приходят друзья и в порядке утешения начинают вести с ним дискуссию. Сначала Иов произносит перед ним монолог. Хотя он додумался до такой замечательной мысли, что нужно принимать от Бога не только доброе, но и злое, он далек от того образца смирения, за который будет выдавать его впоследствии христианство. Он молит Бога о смерти, произнеся полную боли и страдания речь в ее честь:
"Погибни день, в который я родился и ночь, в которую сказано " зачат человек!...
Для чего не умер я выходя из утробы и не скончался, когда вышел из чрева,..
... Я не существовал бы, как младенцы, не увидевшие света.
Там беззаконные перестают наводить страх и там отдыхают истощившиеся в силах.
Там узники вместе наслаждаются покоем, и не слышат криков приставника.
Малый и великий там равны и раб свободен от господина своего". (Иов.3. 3,11,16-19).
Тут вступает его друг Элифаз:
"Человек праведнее ли Бога, И муж чище ли творца своего," (Иов.4.17).
Не нужно терять веры в Бога и роптать на Него:
"...наказания Вседержателева не отвергай". (Иов.5.17).
Если человек исправит грех свой, то до конца жизни он будет еще вознагражден, ибо Бог может все:
"Ибо Он причиняет раны и Сам обвязывает их; Он награждает и его же руки врачуют". (Иов. 5.18).
Утверждая, что Бог не наказывает невиновного, а человек не может знать грешен он или нет, Элифаз предвосхищает в этом христианство. Есть тут и интересное развитие мыслей Соломона. С одной стороны, мы не можем быть уверены в своей безгрешности, потому что, следуя Соломону, мы не можем до конца постигнуть замысел Божий и смысл его Учения. (Бесконечность познания. "Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной; так не можешь знать дело Бога, который делает все"). С другой стороны, этим ставится под сомнение открытие Соломона, гласящее, что "одна судьба у всех" и у праведников и у нечестивых, точнее для судьбы неважно, кто там праведник, кто нечестивый. Ведь, учитывая упомянутую особенность нашего познания, мы не можем быть до конца абсолютно уверены ни в праведности праведника, ни в нечестивости нечестивого.
Из этого развития всплывает ряд новых проблем и прежде всего такая: из того, что человек не может знать наверняка, безгрешен ли он, и на него свалилось несчастье, следует ли, что это за грехи его, Или все таки прав Соломон и несчастья и счастья выпадают человеку независимо от его грехов,
И эти проблемы начинают прорисовываться - проясняться в дальнейшем диспуте - беседе. Иов возмущен позицией Элифаза. Он чувствует свою невиновность и чувствует элемент предательства в такой позиции его друга:
"... я не отвергся изречений Святого. Что за сила у меня, чтобы надеяться мне, И какой конец, чтобы длить мне жизнь мою, Твердость ли камней твердость моя. И медь ли плоть моя,
К страждущему должно быть сожаление от друга его, если только он не оставит страха к Вседержителю.
Но братья мои неверны, как поток, как быстро текущие ручьи...
Так и вы теперь ничто; увидели страшное и испугались...
Научите меня и я замолчу; укажите, в чем я погрешил.
Как сильны слова правды! Но что доказывают обличения ваши?