Еврейское счастье военлета Фрейдсона
Шрифт:
И я остался один. В квартире, которую еще не осознавал как собственный дом.
Раскладывал свои вещи по шкафам и ящикам комода, насвистывая марш авиаторов.
Думал о Соне и о Ленке. О том, какие они разные. Ну, да Соня — отрезанный ломоть. А вот Ленка, она какая? Умная или хитрая просто. Устроила мне секс-агитпункт с постирушками. Прикидывает, как за меня замуж выйти? Не может не прикидывать — натура женская такая. Да и возраст — рожать пора как из пушки. А тут еще звезда героя…
''Знаешь, где
Гордость?
Хитрость?
Заставить меня самого сделать обязывающие однозначные шаги?
Так ничего и не додумал до конца, мысли мои перебил настороживший меня звонок в дверь.
Вынув из кармана шинели ТТ, я с ним, взведенным, в левой руке на измене осторожно открываю дверь правой.
Комендантша.
Одна.
Измена соскользнула с души.
— Ариэль Львович я совсем захлопоталась и забыла вам отдать телефонный аппарат и жировки.
Аппарат при этом держала в руках.
— Проходите, что в коридоре стоять, — спрятал я пистолет в карман галифе.
— Вот: эта за квартплату, это за свет, эта за газ, эта за телефон, — раскладывала она небольшие книжечки бланков на столе и тараторила. — Электрический счетчик над входной дверью, газовый — в ванной. Платить со вчерашнего дня — я тут написала: сколько ватт вчера было. На телефон сейчас мне напишите заявление на установку — придет мастер со станции, подключит. И вот сам аппарат. Куда вам его поставить?
Аппарат был стальной, высокий, блестел черным лаком. С диском набора. Внутри круг букв — белые на чёрном, снаружи в дырках круг цифр — чёрные на белом. Телефонная трубка на рогульках лежит.
Я оглянулся, ища удобное место под него.
— А кресло и какой-нибудь столик или тумбочку под него еще можно у вас заказать? Вот здесь у окна поставить.
— Решаемо. — Ответила комендантша. — И совсем забыла, что вам надо список мебелей с инвентарными номерами подписать в получении. Госимущество как-никак.
— Не проблема, — улыбнулся я.
— Тогда до завтра, — попрощалась она.
Поставил чайник на керосинку и подумал, что самим керосином надо где-нибудь озаботиться. В керосинке еле булькает.
Заваривал в стакане. Чай пах веником. Зато веник ''первый сорт'' согласно надписи на пачке, — усмехнулся я.
Ужинал колбасой с белой сайкой, чуть не рыча от вкуса и запаха продуктов.
Потом развязав тюк, вынув из матрасов подушку и одеяло, выключил свет и улёгся спать. Ночью я совсем не выспался. Не дали. Точнее дали, но не спать.
Засыпая, размышлял, что я сам не урод, молод этим телом, поджар, могу и без Золотой звезды девушкам нравиться. Хотя, лётчики сейчас у девушек в моде — зарабатывают хорошо.
В полк надо съездить. Может еще, что про настоящего Фрейдсона узнаю…
Какое же это наслаждение — бриться нормальным станком безопасной бритвы. Прежние жильцы оставили зеркало в ванной, за что им моё большое отдельное спасибо. И хотя госпитальный брадобрей брил все же лучше, что я сам себя, но наслаждения это не отменяло.
Свободный день я посвятил исследования округи моего нового жилища. Морозец отпустил, засыпав город крупным пушистым снегом. Так, что решил прогулять свое новое американское пальто. На голову шлемофон — он на овчине, ибо нечего попусту каракуль таскать. На пояс наградной браунинг. Он мне теперь как мандат от чересчур въедливых комендачей.
На улице Горького в ''Елисеевский'' оказалась очередь аж на улице — народ хлебные карточки отоваривал. На Тверском бульваре кафешка, также коммерческая. Напротив консерватории коммерческий магазинчик спрятался в переулок. Очереди в него не было. Заходить не стал, просто отметил в памяти. Как и комиссионку в конце улицы Герцена.
Гораздо интереснее, что среди переулков во дворах обнаружилось пара небольших стихийных барахолок, где за кусок ''банного'' мыла сменял сидор картошки вместе с тарой. А за иголку стал обладателем полулитровой бутылки подсолнечного масла.
Подумал, что иголки надо матери Фрейдсона отослать, если они уж в Москве дефицит из дефицитов. Помогут они ей выжить в военную голодовку.
Деньги у барахольщиков особым почётом не пользовались. Все искали что-то нужное из вещей. Но подсказали: за Белорусским вокзалом на Тишинском рынке есть бо-о-ольшая барахолка, где и деньги берут охотно, но дорого.
— Только карманников опасайтесь. Их там пропасть, — наставили напоследок.
В подъезде столкнулся с комендантшей. Узнал от нее, что по своему командирскому продовольственному аттестату я могу прикрепиться к их столовой в подвале нашего же дома. Но сразу на месяц.
— Многие жильцы активно пользуются этой услугой. Сдают свои карточки и получают полноценное трехразовое питание, — агитировала она меня. — Можно судками в квартиру брать.
— Все карточки? — уточнил я.
— Кроме хлебных и на водку, — удовлетворила она мое любопытство. — Остальные все.
Но я пока решил подождать. Вряд ли мне дадут гулять целый месяц. Война идет.
А в ''Елисеевский'' надо было, оказывается, заходить, не с улицы с народом, отоваривающим карточки, а со двора. Там спецраспределитель ''не для всех''. Но меня как героя должны прикрепить.
— Еще один спецраспределитель находится на улице Грановского. Но туда даже вас не прикрепят. Там ''кремлёвка'' отоваривает лечебным питанием, — с какой-то грустью сообщила комендантша напоследок.
К полудню пришел мастер с телефонной станции и подключил аппарат. Столик и кресло занесли как раз перед ним. И торшер в качестве премии.