Европа в Средние века. Быт, религия, культура
Шрифт:
Позже Эразм Роттердамский высмеял эту традицию ношения реликвий. «Умоляю, скажи, что это у тебя за наряд? – задает он вопрос устами одного из своих персонажей. – Я думаю, твоя одежда сделана как будто из ракушек. Со всех сторон свисают какие-то свинцовые и жестяные пластины. Ну и причудливо же ты украсил себя соломенными перьями, да и руки у тебя прогнулись под тяжестью змеиных яиц».
В Рокамадуре также хранился знаменитый меч Дюрандаль, который якобы принадлежал Роланду. Именно из этого города Роланд отправился в злополучный поход против мавров. Здесь же можно было увидеть многочисленные подношения верующих. Драгоценности, богатые одежды, золотые и серебряные украшения в течение многих лет хранились там, чтобы обеспечить подарившим их благосклонность Небес. Многочисленные пряди женских волос напоминали об истории, издавна ассоциировавшейся с этим святым местом. Одна из паломниц, известная своей небесной красотой, ослепла в результате своей не слишком благочестивой жизни. По дороге в Рокамадур она молилась Деве Марии, чтобы зрение вернулось к ней. Ей была дарована эта милость, но,
Многие святые места, относившиеся к Деве Марии, были отмечены некими чудесами, и в Средние века из уст в уста передавались истории о них. Одна из таких историей повествует о фламандском монахе, который изображал на стенах аббатства рай и ад. Он как раз рисовал дьявола, ужасного как смерть, когда само Его Сатанинское Величество явилось ему в образе человека и умоляло художника нарисовать его молодым и прекрасным. Монах отказался, и разъяренный Дьявол отодвинул стену, над которой он работал. Когда монах стал падать, статуя Девы Марии, стоявшая в нише под порталом, вытянула руки и держала его, пока не подошла помощь.
По количеству церквей и других мест, где имелись мощи и священные реликвии, Рим явно занимал первое место.
Одной из наиболее почитаемых святынь был плат святой Вероники. Он представлял собой кусок ткани, на котором отпечаталось изображение лица Христа после того, как святая вытерла пот с его чела на пути на Голгофу. Один только вид этой святыни обеспечивал паломнику отпущение грехов на 12 000 лет – но для жителя Рима этот срок сокращался до «каких-нибудь» трех тысяч лет. В поэме «Места остановки креста» автор задается вопросом, зачем идти в Иерусалим или в монастырь Святой Екатерины на горе Синай, чтобы получить отпущение грехов, если в самом Риме 157 часовен и 1000 церквей готовы даровать эту милость? Поднявшись по 29 ступеням, ведущим в часовню, где святой Петр служил свою первую мессу, «получишь ты прощение на 7 тысяч лет». В часовне, где покоятся останки 10 000 мучеников, нам говорят, что, выстояв мессу за друга, ты освободишь его от наказания адом, а поднявшись к столбу, где был прикован Христос, увидев плащаницу святого Фомы, частицу Креста или припав к источнику святого Мартина, любой паломник получал отпущение грехов на тысячи лет. Эти индульгенции давали отпущение и будущих грехов; но они не избавляли от вины или вечного наказания за грехи.
Естественно, что всякого рода шарлатаны и самозванцы не преминули воспользоваться земными благами, положенными истинным паломникам. Эти «профессиональные паломники» с легкостью зарабатывали себе на жизнь, попрошайничая по пути от святыни к святыне и пользуясь бесплатными услугами, предоставляемыми паломникам в монастырях и приютах. У каждого на ремне висел мешок для еды и другого имущества, который был отличительным признаком всех пилигримов. Но что гораздо более важно, типичное одеяние с капюшоном было сплошь покрыто реликвиями из мест, которые он посетил, – раковины из Компостеллы, изображения головы Иоанна Крестителя из Амьена и святой плащаницы из Рима, образки трех волхвов из Кельна и Девы Марии из Рокамадура, а в руке «паломника» всегда была пальмовая ветвь – знак того, что он посетил Иерусалим. С помощью богатого воображения и хорошо подвешенного языка эти проходимцы услаждали слух собравшихся рассказами о чудесах, увиденных ими во время путешествий, а их битком набитые торбы свидетельствовали о правдивости этих рассказов, к восторгу слушателей. Однако власти с большим неодобрением относились к этим псевдопаломникам. Карл VI Французский своим указом запретил паломничества в Рим, а позже подобные законы были приняты и в других странах. Они были направлены против профессиональных бродяг, которых сажали в тюрьму, если они не могли предъявить специальной лицензии на право совершить паломничество, выданной именем короля и скрепленной его печатью.
Рис. 36. Кража вина у слепого нищего
Эта нелюбовь к профессиональным нищим, равно как и растущий антиклерикализм (особенно в позднее Средневековье), привела к критике паломничества в целом. В «Поэме о Рейнарде» высмеивается стремление паломников посетить Рим. Рейнард, стремясь получить отпущение грехов, идет на исповедь к монаху-отшельнику. Святой человек советует ему испросить отпущение грехов у папы римского. Поэтому Рейнард достает торбу и, одевшись как паломник, очень довольный собой, отправляется в путь. Скоро он встречает барана Беллина и осла, жующего колючки в канаве, который превращается в Бернара – архиепископа. Он убеждает их присоединиться к нему. С наступлением ночи они останавливаются на ночлег в доме, хозяева которого, как кажется, покинули его. Найдя там солонину, хлеб и эль, они садятся ужинать. Хорошенько выпив, они приходят в веселое расположение духа и начинают распевать песни – Беллин блеет, Бернар мекает, а Рейнард вторит им фальцетом. А дом вообще-то принадлежал волку Приманту. Его родственники, услышав доносящиеся из дома звуки, прибежали и прогнали паломников прочь и при этом хорошенько побили их. Затем Рейнард заявляет: «Бог мой, честно говоря, эти путешествия просто отвратительны. Есть много людей, которые никогда не видели Рима. А другие возвращаются от семи святынь, став хуже, чем были раньше. Я решил вернуться домой, жить честным трудом и быть милостивым к бедным». Остальные от всей души соглашаются с ним, и все трое возвращаются в свои дома.
Это желание жить тихой и спокойной жизнью резко контрастировало с тем настроением, которое преобладало в Европе в XI и XII веках. Отличительными чертами этого периода были экспансия и развитие, что нашло отражение в прогрессе сельского хозяйства, увеличении населения, религиозном рвении и реформе церкви, беспрецедентном росте количества монастырей, умножении городов и совершенствовании военной техники. Рост шел по всем направлениям – в том числе в интеллектуальной, научной и социальной сферах. Крестовые походы были еще одним способом дать выход накопившейся энергии. Хотя верно, что начало враждебных действий спровоцировали жестокость и нетерпимость турок-сельджуков, которые в XI веке захватили Иерусалим, вкупе с призывом императора Алексея о военной помощи, тем не менее сцена для конфликта была давно подготовлена. Поэтому крестовые походы были еще одной стороной европейской экспансии, которая уже началась и которой было суждено продолжиться и в следующем веке.
Когда в 1095 году папа Урбан II призвал в Клермоне к началу Первого крестового похода, его призыв нашел широкий отклик. Святые войны обладали некой притягательной силой. Но они находились в прямой оппозиции к религиозным воззрениям святого Ансельма, который еще в 1086 году нисколько не питал иллюзий относительно истинного характера «религиозных» войн. Отвечая на вопрос молодого человека, который спросил его совета, становиться ли ему монахом или лучше вступить в ряды защитников попранного Константинополя, Ансельм писал:
«От всей души советую и умоляю тебя, который дорог мне, оставить всякую мысль о том Иерусалиме, который сейчас является не образом мира, но источником волнений; о богатствах Константинополя, которые попадут в руки, запачканные чужой кровью, и вступить на дорогу к Иерусалиму небесному, который является символом мира и где ты найдешь сокровища, которые достанутся только тем, кто презирает богатства земные».
Папе Урбану II не понравился бы этот совет, когда, 11 лет спустя, он начал набор рекрутов в свою армию. Призывая рыцарей и землевладельцев, которые во время междоусобных войн пролили немало невинной крови, «прекратить воевать со своими братьями и родными, прекратить вести жизнь разбойников и грабителей и стать вместо этого воинами Христа», он указал, в каких тисках оказалась зажатой Европа. «Азия, которая является родиной христианства, где все апостолы, кроме двух, нашли свою смерть, находится в руках мусульман». Там малые общины христиан «смотрят на нас с надеждой обрести свободу, которую они потеряли». Что же до Африки, где когда-то жили лучшие умы христианства, то она уже 200 лет находилась под властью мусульман. Да и сама Европа не была полностью христианской, потому что «кто назовет христианами тех варваров, которые живут на далеких островах и добывают себе пропитание в ледяных водах, подобно китам? Эта маленькая часть мира, принадлежащая нам, живет под постоянной угрозой со стороны турок и сарацин, которые уже 300 лет находятся в Испании и на Балеарских островах и которые надеются поглотить остальную Европу».
Ужасающая картина, которая, должно быть, вывела большую часть его слушателей из состояния умиротворенности! Потому что, с тех пор как в 732 году Карл Мартелл («король-молот») разгромил мусульман в битве при Пуатье и выдворил их обратно в Испанию, люди привыкли считать Пиренеи той гранью, которую их враги никогда не осмелятся переступить. А на востоке Константинополь казался надежным бастионом, защищавшим Европу от неверных. Однако в 1071 году турки одержали убедительную победу при Манцикерте, и после этого император обратился к Западу с просьбой о военной помощи.
Рис. 37. Саладина выбивают из седла
Страх, религиозное рвение освободить святые места от господства турок, жажда приключений, надежда на приобретения – как духовные, так и материальные – все это сыграло свою роль в том, что воззвание папы нашло горячий отклик среди его паствы. Помимо этого, благодаря его красноречию нашел выход тот огонь, который тлел в сердцах христиан, и он разгорелся с такой силой, устоять перед которой было невозможно. Все ринулись вперед с криками: «Господь призывает нас!», и в последующие месяцы рыцари и крестьяне, ремесленники, странники и преступники, престарелые и немощные, женщины и дети толпами устремлялись за будущим символом всех крестовых походов – красным крестом. Его «немедленно пришивали себе на одежду, на правое плечо, сопровождая свои действия восторженными криками, что они последуют дорогой Христа». Во Францию потянулись и представители других народов, люди, говорящие на никому не известных языках. Прибыл даже целый отряд из Шотландии, «они выбрались из своих родных болот, с голыми ногами, в грубых плащах, со свисающими с плеч торбами, обвешанные оружием, довольно непривычные и даже смешные на наш взгляд, но искренне предлагавшие свою помощь богоугодному делу».